Рождественские размышления

Где-то  я  читал,  что  известный  католический  мыслитель – основатель  янсенизма  Корнелий  Янсений – считал,  что  в  событии  Рождества  Христова  участвовали  две  звезды – одна  приведшая  волхвов  в  Иерусалим,  другая – собственно  Вифлеемская! – которая  привела  их  из  Иерусалима  в  Вифлеем.  Католики – папы! – осудили  это  мнение  Янсения  (как,  впрочем,  и  всё  его  учение).  Кажется,  и  у  православных  богословов  такое  же  мнение – Вифлеемская  звезда  может  быть  только  одна.

Я  же  считаю,  что  в  этом  конкретном  случае  Янсений  был  прав.  Смотрите! – где  волхвы  видели  звезду? – На  востоке;  откуда  они  пришли? – с  востока,  т.е.  в  противоположном  направлении.  Куда  они  пришли? – во  дворец  Ирода,  т.е.,  по  ложному  адресу.  А  вторая – Вифлеемская! – звезда  была  не  на  востоке,  а  «шла  перед  ними,  как  наконец  пришла  и  «ста  верху,  идеже  бе  Отроча»».(Мф. 2,3).  То  есть,  она  плыла  над  дорогой – с  севера  на  юг! – и  остановилась  над   домом,  где  был  Богомладенец  Христос.  Именно  к  ней  и  относятся  слова  Златоуста  о  том,  что  это  была  не  звезда,  а  «ангел  в  виде  звезды».

Ну,  а  первая?  Что  она  такое,  и  какое  отношение  имеет  она  к  Рождеству  Христову?

Начнём  с  обращения  к  истории  возникновения  летосчисления  «от  Рождества  Христова».  Было  время,  когда  и  Запад,  и  Восток  вели  летосчисление  от  творения  мира.  Но,  видимо,  растущий  на  Западе  культ  разума  заставил  некоторых  сомневаться  в  том,  что  мир  произошёл  всего  только  около  семи  тысячелетий  тому  назад.  И  монах  Дионисий  предложил  считать  годы  от  «надёжной»  даты – Рождества  Христова.  Запад  с  радостью  принял  это  летосчисление.  И  ко  времени  жизни  астронома  Иоганна  Кеплера  оно  утвердилось  на  всём  Западе  так,  что  поменять  его  стало  уже  невозможным.

При  жизни  этого  астронома  («звездам  служащего»,  но  не  как  богам,  а  как  любимым  объектам  изучения)  случился  «парад  звёзд» — в  одну  точку  (для  наблюдателя  с  Земли)  сошлись  три  планеты – выстроившись  по  прямой  линии  друг  за  другом – так  что  составили  очень  яркую   и  красивую  звезду.  Кеплеру  пришло  в  голову – а  не  такое  ли  же  астрономическое  явление  случилось  при  Рождестве  Христовом?  Расчёты  показали,  что  подобное  явление  произошло  за  шесть  лет  до  начала  Дионисиевой  эры.  Поскольку  звезда,  приведшая  волхвов  в  Иерусалим,  не  могла  появиться  раньше  двух  лет  до  Рождества  Христова,  возник  вопрос:  правильно  ли  Дионисий  определил  начало  своего  летосчисления.  Выяснилось,  что  Ирод  Великий,  при  котором  родился  Христос  (Мф. 2,1),  умер  на  четыре  года  раньше  нулевого  года  Дионисиевой  эры.  Отсюда  явствует,  что  Дионисий  в  определении  года  Рождества  Христова  ошибся.

Но  какое  же  отношение  имеет  «парад  звёзд»  к  Рождеству  Христову?  Только  такое,  что  кому-то  было  известно,  что  во  время  этого  парада  родится  Христос.  Это  мог  открыть  людям  только  Бог.  Открыл  ли  Он  это  непосредственным  участникам  события – путешествующим  волхвам?  Не  думаю.

Если  бы  Божие  откровение  дано  было  им,  они  не  пошли  бы  в  Иерусалим.  Сюда  они  пришли  по  обычным  житейским  соображениям – где  искать  Иудейского  Царя,  как  не  во  дворце  царей  Иудейских?  Значит,  волхвы  знали  прежде  бывшее  пророчество  о  Рождениии  Царя  Иудейского  тогда,  когда  явится  Его  звезда.  Может  быть,  это  пророчество  было  произнесено  волхвом  Валаамом,  который  провозгласил  за  полтора  тысячелетия  до  того: «Восходит  звезда  от  Иакова»  (Числ. 24,17).  Может  быть,  кем-то  нам  неизвестным.  Но  естественно  предположить,  что  автором  этого  пророчества  был  пророк  Даниил.  Он  был  «…главным  начальником  над  всеми  мудрецами  Вавилонскими»  (Дан. 2,48),  и  дал  ему  Бог  «знание  и  разумение  всякой  книги  и  мудрости» (Дан. 1,17),  в  том  числе  и  мудрости  звездочётов,  в  которой  были  особенно  сильны  вавилонские  мудрецы.  Так  что  он  мог – за  500  лет  до  события! – знать  о  «параде  звёзд».  С  другой  стороны,  ему  был  открыт  год,  когда  «предан  будет  смерти  Христос» (см. Дан. 9,23-27).  Не  диво,  если  ему  был  известен  и  год  Рождества  Христова.  А  великие  чудеса,  явленные  им  и  тремя  отроками  в  стране  Вавилонской,  показали  вавилонским  мудрецам,  что  Бог  Израилев  «…есть  Бог  богов  и  Владыка  царей…»(Дан. 2, 47;  см. также  Дан. 3. 28-29;  4, 31-32;  6, 16  и  6, 26-27).  Всё  это  и  могло  привести  к  тому,  что  почти  500  лет  спустя  «…пришли  в  Иерусалим  волхвы  с  востока,  и  говорят:  Где  родившийся  Царь  Иудейский?  ибо  мы  видели  звезду  Его  на  востоке  и  пришли  поклониться  Ему»  (Мф. 2, 1-2).   Как  уже  говорилось  выше,  волхвы  пришли  не  по  откровению,  а  по  человеческим  соображениям – Царя  Иудейского  надо  искать  во  дворце  Иудейского  царя.  Не  найдя  Его  там,  они  могли  разочароваться  в  Нём  и  не  продолжать  свои  поиски.  Тем  более,  что  первосвященники  и  книжники  хотя  и  знали,  «где  должно  родиться  Христу» (Мф. 2,4),  искать  Его  не  пошли.  Но  волхвы  пошли   искать  неизвестный  им  Вифлеем.  И  Бог  ответил  на  их  усердие  чудом  явления  необычной  звезды – она  не  стояла  уже  на  небе,  а  «шла  пред  ними» (Мф. 2,9)  и  привела  их  ко  Христу.  «Увидев  звезду,  они  возрадовались» — так  как  вошли  в  область  чудес – такой  звезды,  которая  шла  бы  над  дорогой,  они  никогда  не  видели  и  не  могли  видеть.  Но  в  Вифлееме  их  ждало  новое  искушение.  Их  ужаснули  «не  скиптры  и  престоли,  но  последняя  нищета» (Ипакои).  Подвигом  их  веры  явилось  то,  что  их  это  не  смутило:  они  поклонились  Христу  и  принесли  Ему  дары,  соответствующие  Его  Царскому  Достоинству  (так  получилось,  что  эти  дары  свидетельствовали  и  о  Его  Божественной  природе,  и  о  предстоящей  Ему  крестной  смерти).  За  это  они  сподобились  и  прямого  «откровения  во  сне» (Мф. 2,12).

Итак,  мы  видим  возрастание  усердия  волхвов  в  поклонении  Царю  Иудейскому – и  соответственное  возрастание  их  близости  к  Истинному  Богу.  Ведь  кто  они?  Язычники,  неправо  верующие,  «звездам  служащие» — как  сказано  в  тропаре  праздника  Рождества  Христова.  И  именно  звездою  Бог  их  ведёт  от  заблуждения  к  истине.  Они  «звездою  учахуся  Тебе  кланятися  Солнцу  Правды  и  Тебе  ведети  с  высоты  востока» (Тропарь).

Вот  что  мне  хотелось  сказать  о  Вифлеемской  звезде.

«Господи,  слава  Тебе!»

«Какая радость! Теперь мы

 можем обойтись без гипотезы Бога!»

Ф.Энгельс (из отрывного календаря).

По свидетельству составителей отрывного календаря эту фразу Энгельс произнес после знакомства с книгой Дарвина «Происхождение видов». Говорил он это или нет – не так важно: эти слова точно передают умонастроение многих представителей западноевропейской культуры. В эпоху Возрождения произошел поворот европейцев от духовных ценностей к материальным благам. Их целью стало не спасение души и достижение Царства Небесного, а создание на земле условий для комфортабельной и наполненной наслаждениями жизни. Обнаженная натура в живописи и скульптуре, отрыв музыки от ее культового назначения и постепенное ее измельчание, все более усиливающаяся декамероновская струя в литературе и соответствующее всему этому падение нравственности – вот следствия этого поворота от неба к земле в развитии европейской культуры. И, конечно, Бог чем далее тем более становился помехой на этом пути. Я не хочу утверждать, что в Европе не было сил, противодействующих этому процессу – они были, есть и, надеюсь, будут. Без них европейская цивилизация давно бы погибла. Но они, как показывает опыт, в силах только замедлить процесс разложения европейской культуры, а остановить его уже не могут.

Поскольку все это происходило в основном в среде людей образованных, постольку эта аморальная и атеистическая тенденция не могла не задеть и область науки: с бОльшим интересом воспринимались и широко рекламировались те научные труды, которые хоть как-то можно было повернуть против веры, и замалчивались труды в ее защиту. Яркой иллюстрацией сказанному служит, как увидим ниже, история дарвинизма. Начало же этому процессу положила философия, которая со времени Декарта поставила разум на пьедестал непогрешимости и сделала его высшим судьей в делах веры. Этот «культ разума» повлиял и на богословие, где, например, появилась школа так называемых «евангельских критиков», которые, отрицая с позиций разума веру в чудо, объявили всю евангельскую историю или мифом (Д. Штраус), или легендой (Ренан).

Но все же Декарт и частично Кант еще придерживались христианского вероучения. Последующие же философы (за редким исключением) совершенно порвали с ним. Так возродился пантеизм в эволюционной (развитие как борьба противоположностей) теории Гегеля, дошедшей в учении Фейербаха и Маркса до атеизма, а в лице Ницше до прямого богоборчества. Не осталось вне атеистической волны и естествознание. Так против Библии старались повернуть гелиоцентрическую систему Коперника – справедливую и Библии не противоречащую – и космогоническую теорию Канта-Лапласа, которая действительно с Библией трудно согласуется, но еще труднее согласуется с дальнейшим развитием науки.

Но биология в сочетании с палеонтологией своим объективным содержанием противодействовала этому атеистическому натиску. Наукой твердо установлено, что когда-то земля была стерильной, т.е. безжизненной. Потом на земле появилась жизнь в ее простейших формах, затем эта жизнь получила более совершенные формы вплоть до появления плодовых растений и теплокровных животных, и, наконец, завершило этот процесс появление человека, обладающаго одинаковым с животными телом, но кроме того (и, конечно, главным образом) бессмертной душой с такими ее свойствами как разум и дар слова, свободная воля и внутренний нравственный закон, проявляющийся в различении добра и зла и в совести, настоятельно  требующей от человека делать добро и не делать зла. Эти чисто человеческие свойства представляют собой непреодолимую преграду между человеком и животными, и их изучение, выходя за рамки биологии, вызывает к жизни множество наук, изучающих или отдельно взятого человека, или какие-то человеческие сообщества, или, наконец,  человечество в целом.

Так наука, находящаяся вне зависимости от Божественного Откровения и изучающих его богословских наук, свидетельствует о трех моментах творческой деятельности Бога, воззвавшего живое из неживого (в полном соответствии с библейским: «Да произрастит земля… да произведет вода» — см. Быт. 1,11-20), усовершившего жизнь на земле (см. там же: 21-25) и увенчавшего ее сотворением человека («И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» — см. Быт. 1, 27).

Поскольку теория Дарвина претендует на атеистическое объяснение только двух из них: 1) развития жизни и 2) появления человека, а вопрос о происхождении жизни из неживого не рассматривает, скажем несколько слов об этом моменте, а потом уже перейдем к теории Дарвина.

Вопрос о происхождении жизни (вернее – о чуде жизни!) очень красочно решается в творчестве Владимира Солоухина. Писатель призывает нас удивиться тому, что живые организмы умеют из одной и той же земли вырабатывать и такой замечательный материал, как слоновая кость, и чудесный неповторимый запах ландыша. Им же приведен интересный пример: он предложил буквы, составляющие стихотворение Лермонтова: «Выхожу один я на дорогу…» вырезать, сложить на поднос и трясти его. Солоухин спрашивает: могут ли эти буквы при достаточно долгом процессе тряски сами собой лечь так, чтобы составить это стихотворение Лермонтова. Каждому здравомыслящему человеку ясно, что образовать из этих букв стихотворение может только поэт. Нечто подобное промелькнуло в статье о строении клетки в журнале «Наука и жизнь». Там сказано, что предположение о том, что живая клетка могла образоваться сама собой из элементов неживой природы так же нелепо, как предположение о том, что положив достаточное число радиодеталей в  достаточно большой ящик и тряся этот ящик достаточно долго, мы сможем получить радиоприемник. Действительно, ведь живой организм, (в том числе и одноклеточный) умеет вбирать в себя из окружающей среды нужное для построения собственного тела и для размножения, т.е. построения другого организма подобного себе, а также умеет выделять вон из себя ненужные и вредные отработанные вещества. Жизненный цикл прекращается смертью, т.е. превращением живого в неживое, но при нормальном, не прерванном насильственно жизненном цикле организма, он оставляет жить своих потомков, т.е. подобные себе организмы. Причем, основные свойства организма с устойчивостью повторяются в его потомках в течение тысячелетий. Пшеница, найденная в захоронениях древнего Египта, ничем существенным не отличается от современной. Представить себе, что живой организм может сам собою возникнуть из неживой природы, можно только при помощи насилия над здравым смыслом. Но здравый смысл не такой частый гость на земле, и, что особенно странно, его часто бывают лишены ученые, т.е. люди, считающие работу мысли своей профессией. Иначе бы не рождались бы высказывания типа: «Жизнь есть форма существования белковых тел», или если бы и рождались, то не повторялись бы другими. Увлекшись своими успехами в какой-то узкой области, ученый часто не может охватить картину мира в целом. Еще хуже получается, когда ученый пытается свою научную находку изобразить как всеобщий закон. «Грех в познавательной области – это выход за пределы своей компетенции» (Мих. Грядивонов, журнал-каталог «Образование» №1 за 1997 год, стр. 120).

Когда-то вопрос о самозарождении жизни не вызывал сомнений в массовом сознании. Ведь достаточно поставить бутылку с чистой водой на окно – и она зацветет, т.е. в воде появятся живые организмы – зеленые микроводоросли. И только после научной деятельности Луи Пастера стало ясно, что любой живой организм рождается от себе подобных. Хотя мудрые люди умозрительно понимали это и прежде и удивлялись чуду жизни. Чтобы в этом вопросе «обойтись без гипотезы Бога», атеисты стали утверждать, что миллионы лет назад в мировом океане, который представлял собою насыщенный белками бульон (ведь «жизнь есть форма существования белковых тел») могла возникнуть и возникла жизнь в ее простейших формах. (Непонятно тогда, почему не возникает жизнь в пастеризованных молоке и мясных бульонах – ведь в них достаточно самых разнообразных белков.) В Советском Союзе существовали даже научные школы (если можно так громко выразиться) академиков Лепешинской и Опарина, пытавшихся в лабораторных условиях получить простейший живой организм. Их усилия остались бесплодными, и некогда шумные и славные имена их забыты. Дальнейшее же изучение живой клетки показало такую сложность ее устройства и такую разумную целесообразность этого устройства, что по сравнению с ней наши достижения в науке и технике кажутся детским лепетом. Так опять в решении этого вопроса настойчиво проявилась необходимость «гипотезы Бога». Казалось бы, что нужно – ради целей просвещения, ради правильного взгляда на окружающий нас мир – широко обсуждать эти вопросы в школе. Но если об этом и говорится, то как-то вскользь, сквозь зубы, а в основном эти вопросы замалчиваются. Зато, когда американские ученые обнаружили нечто, что можно истолковать как возможные следы жизни на Марсе, об этом с усердием оповещался весь мир и, скорее всего, именно потому, что можно выдвинуть теорию о космическом (прилетела с Марса!) происхождении жизни на земле, что опять-таки дает надежду в этом вопросе «обойтись без гипотезы Бога».

Пора перейти к основному пункту нашего рассуждения – к эволюционной теории Дарвина. Она основывается на двух неоспоримых фактах. Первый – то, что многие живые существа производят слишком многочисленное потомство, число которого намного превышает количество, необходимое для поддержания существования данного вида, – и большинство их потомков гибнет. Второй – то, что каждый организм хоть чуть-чуть, да не похож на своих предков, т.е. налицо фактор изменчивости.

Из этих верных положений Дарвин сделал неверные выводы. Он предположил, что изменение организмов носит случайный характер и происходит во все стороны, в том числе, как в сторону ухудшения, так и в сторону улучшения, в сторону большей сложности строения, большей приспособленности к условиям существования. А дальше все просто! Раз выживают немногие, значит, в борьбе за существование выживают сильнейшие, более совершенные. И так от поколения к поколению живые организмы маленькими шажками становятся все более совершенными. И если на этот процесс выделить миллионы лет, то этого срока вполне достаточно для развития высших форм жизни из низших (т.е. чтобы, например, из амебы образовался слон. «Какая радость! Теперь мы можем обойтись без гипотезы Бога!»)

Вглядимся поближе в теорию Дарвина. Во-первых, откуда он взял, что выживают сильнейшие? Ведь когда рыба поедает лягушачью икру, она вовсе не заботится выбирать слабейших, а ест первые попавшиеся икринки, пока не наестся. И знаменитые короткокрылые жуки, толкнувшие Дарвина к его открытию, имели преимущество над длиннокрылыми только на острове, обдуваемом ветрами, и уничтожение длиннокрылых вовсе не улучшает и не совершенствует этот вид жуков, скорее, наоборот. Но эта его ошибка не так существенна. Гораздо важнее его непонимание природы изменчивости. Это легко показать на простом житейском примере. Ведь если у сероглазых родителей рождается черноглазый ребенок, мы не говорим, что появилось новое качество, а только предполагаем – и совершенно справедливо! – что у кого-то из родителей был черноглазый предок. И наверняка в их генетическом веществе, хранящем память о свойствах их предков, содержится возможность появления у них и кареглазых, и голубоглазых потомков. Но ведь предки не могут передать этому ребенку свои свойства непосредственно. Все, что ребенок получает в наследство от предков, он получает от своих родителей. Значит, в теле родителей, в их органах размножения каким-то образом записаны возможности передачи ребенку и серых, и голубых, и черных глаз. Все цвета глаз, все формы носа, все виды волос – и т.д., и т.п. – все свойства многочисленных предков – могут быть записаны в наследственном веществе, которым обладают родители. И из всего этого богатства свойств отбирается по одному, чтобы составить индивидуальный, присущий только этому ребенку облик. И вот смотрят на него и говорят: на кого он похож? «Да, конечно, на папу, нос и губы явно папины.» — «Да что вы? Гляньте на глаза – они ведь мамины.» — «Но все-таки в целом он больше всего похож на бабушку с отцовской стороны.» То есть, изменчивость возникает как результат различных наборов из неизменного банка свойств, содержащихся в генах родителей.

То, что у потомка не может быть свойств, которого не было у предков, ясно и из общих соображений, ведь следствие не может быть шире причин, его вызывающих.

Вышеизложенные бытовые соображения строго научно обосновал отец генетики Мендель, сын чешских крестьян. Первым его научным трудом было письмо профессору Венского университета о борьбе с вредителем гороха – основной пищевой культурой его родины – вредителем, сводившим на нет урожаи гороха и обрекавшим местных крестьян на голод. Чтобы иметь возможность написать это письмо, Мендель проделал огромную работу и, в частности, вывел чистые линии пород гороха, такие, что высаживая желтый горох, он получал потомство только желтого цвета, а высевая зеленый горох – получал потомство только зеленого цвета. Это и подготовило его к научно обоснованной критике Дарвина и, попутно, к созданию новой отрасли естествознания – генетики. Когда он ознакомился с книгой Дарвина «Происхождение видов», он решил изучить законы изменчивости. С этой целью он скрестил чистопородный желтый горох с таким же зеленым. В первом поколении он получил горох только желтого цвета. Желтый цвет он назвал доминантным (господствующим) признаком, а не проявивший себя в первом поколении зеленый цвет – рецессивным (т.е. скрытым) признаком, подчеркивая тем самым, что не проявившая себя в первом поколении зеленая окраска скрыто присутствует в генах гибридного желтого гороха. В последующих поколениях зеленый цвет появлялся вместе с желтым, причем по постоянно (т.е., при любом повторении опыта) действующим соотношениям, так что можно заранее рассчитать процентное отношение зеленого гороха к желтому в каждом поколении. Так в биологию (к крайнему прискорбию школьников, которым теперь приходится решать задачи и по генетике) вошла математика. Таким образом, Мендель доказал неизменность вида, заключающуюся в постоянстве набора свойств, запрограммированных в его генетическом веществе, при изменчивости отдельных представителей вида, осуществляющих в своем организме самые различные комбинации этих свойств, что под корень рубит эволюционную теорию Дарвина. Изменчивость вовсе не случайна и ничего нового в устройство организма внести не может.

Как же отнеслась культурная Европа к этому научному спору?  Да, собственно, никак! Теорию Дарвина с торжеством пронесли по всем континентам, включили во все школьные программы, защитили по ней множество диссертаций, организовали множество экспедиций, а строго научный труд Менделя не пошел далее Венского университета, так что генетику пришлось воссоздавать уже следующему поколению ученых. Это странное явление еще можно как-то списать на невнимание к провинции, каковой для гордой Европы была Чехия. Но по теории  Дарвина был нанесен и второй удар, в самом центре Европы, и нанес его ученый с мировым именем – Вирхов.

Вирхов критиковал дарвинизм с позиций анатомии и палеонтологии. Его соображения можно изложить так. Каждый эволюционный шажок должен быть достаточно маленьким, ведь дети очень похожи на родителей и отличаются от них очень немного. Ведь не может, например, у свиньи родиться кошка. Значит, если дарвинизм справедлив и у всего живого общий корень, у свиньи и кошки должен быть общий предок – этакая свиньекошка, от которой должны существовать (хотя бы в ископаемых остатках) две линии потомков, одна идущая постепенно к кошке, другая – к свинье. Но таких непрерывных цепочек, соединяющих всех животных линиями общего происхождения, нет! – ни в живой природе, ни в ископаемых остатках. Дарвинисты на это говорят – их нет только потому, что их пока не нашли – впоследствии найдут. Дальнейшие палеонтологические находки не оправдали ожиданий дарвинистов – промежуточных звеньев, заполняющих все бреши, как не было, так и нет, скорее наоборот, эти находки подчеркивают неизменность видов. Хотя еще палеонтолог Кювье по одной кости мог восстановить вид всего скелета ископаемого животного – явное свидетельство яркой и устойчивой индивидуальности каждого вида, отражающейся в любой его косточке.

С наибольшим усердием дарвинисты искали связующие звенья между обезьяной и человеком. Так хотелось показать, что человек – просто-напросто животное. Шумную сенсацию произвела находка так называемого яванского питекантропа. Некий Дюбуа нашел на острове Ява кости (черепную коробку, зуб нижней челюсти и берцовую кость) существа, которое он назвал (помните кошкосвинью?) питекантропом (питек-антроп = обезьяно-человек). Шум длился до тех пор, пока по требованию Вирхова эти кости не были предъявлены крупнейшим палеонтологам, и они независимо друг от друга (мнения подавались в запечатанных пакетах) большинством голосов признали, что эти кости принадлежат обезьяне и, скорее всего, не одной. Вирхов выдвинул анатомический признак, отделяющий человека от обезьяны – объем черепа (а, значит, и мозга) и отношение этого объема к массе тела. Этот показатель у любой – современной или ископаемой – обезьяны в два (или более чем в два) раза меньше, чем соответствующий показатель у любого человека (включая ископаемых – неандертальца и кроманьонца). Все дальнейшие находки удовлетворяли этому условию, т.е. по этому признаку промежуточного между человеком и обезьяной существа не нашлось. Исключение составляет так называемый эоантроп, или пилтдаунский человек. История этой находки должна бы входить во все учебники, а между тем о ней предпочитают молчать. Дело было так. В 1912 году в Британский музей были доставлены кости – череп и нижняя челюсть, якобы найденные в Пилтдауне (Англия). Этот череп занимал промежуточное положение между черепами обезьяны и человека. Но в 1953 году при помощи радиоактивного анализа обнаружили, что этот череп склеен из двух: древнего и современного. Был еще жив человек, сдавший в музей эту находку, и к нему ринулись корреспонденты. На вопрос: зачем он это сделал – он ответил: «Я вполне убежден, что подобный череп будет найден, и только хотел ускорить торжество науки».

Несмотря на все эти разоблачения, в учебниках истории и биологии до недавнего времени помещали (боюсь, что и сейчас помещают) рисунок, изображающий несколько существ, идущих слева направо: первый слева – обезьяна, опирающаяся при ходьбе на передние конечности, справа – прямоходящий человек, а между ними несколько существ, постепенно выпрямляющихся, теряющих облик обезьяны и приближающихся к облику человека. Рисунок призван, вопреки бесспорным данным науки, убедить читателей в том, что у человека и обезьяны – общий предок. Так что подлоги пока не прекращаются.

В дальнейшем своем развитии естествознание расширило пропасть между обезьяной и человеком. Выяснилось, например, что по данным физиологии ближе всего человеку не обезьяна, а свинья. Именно ее органы надеются научиться пересаживать человеку. В Индии, говорят, уже приживили человеку параллельно его собственному сердцу свиное.

Конечно, пропасть между человеком и животными гораздо обширнее. Разум и дар слова, совесть, свободная воля, умение любить и ненавидеть – всего не перечислить. Но нам иногда кажется, что животные, хотя бы в некоторой степени, обладают умом, так умно глядят, что вот-вот заговорят, умеют любить своих хозяев и ненавидеть посторонних и т.д. На самом же деле это только отображение наших свойств. Академик Павлов своим учением об условных рефлексах показал, что человекоподобные действия животных рефлекторны, т.е. неосознанны, что животных можно рассматривать как самонастраивающиеся автоматы. Если бы мы постарались, то могли бы создать такие игрушки, которые играли бы с нами, как играет котенок. Но это была бы лишь автоматическая игрушка. Вот Бог и создал для нас такие игрушки. Общаясь с животными, мы воспитываем их – и воспитываемся сами, т.к. Бог наделил их способностью отражать наши свойства. С наибольшей силой эта способность отражения сказалась в грехопадении первых людей. Грех исказил не только природу человека, но и всю окружающую природу, наложив проклятье греха на весь мир. «Проклята земля за тебя… терния и волчцы произрастит она тебе» (Быт. 3, 17-18). Так что сорняки, как, впрочем, и хищники, и ядовитые змеи, и болезнетворные бактерии – стали такими из-за нас, из-за наших грехов. «Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим. 8,22). Впрочем, проблема взаимосвязи человека и окружающего мира – особая большая и важная тема, не  имеющая прямого отношения к поставленной нами задаче.

Итак, мы видим, что теория Дарвина при самом своем появлении подверглась серьезной научной критике, выявившей научную несостоятельность этой теории. Дальнейшее развитие науки еще более основательно подтвердило справедливость этой критики. И несмотря на это, теория Дарвина победно прошла по всем материкам, вошла в учебники всего мира, породила множество научных трудов и дорогостоящих экспедиций. В чем дело? Почему это стало возможным?

Основная причина этого явления нам была ясна в самом начале – это нарастающее богоотупничество Западной Европы. Но есть некоторые частности, которые стоит отметить. Во-первых, дарвинизм замкнул цепь цельного атеистического мировоззрения. Первым звеном в этой цепи является философская система Гегеля, «подправленная» Фейербахом – развитие всего мира, осуществляемое в результате борьбы противоположностей. Последним звеном этой цепи явился исторический материализм с его противоречиями между производительными силами и производственными отношениями, с его борьбой классов – т.е., конкретное внедрение общей диалектической схемы в историю человечества. А замкнуло цепь среднее звено – теория Дарвина, которую можно было истолковать как осуществление диалектического процесса в растительном и животном мире. То, что борьба за существование по Дарвину, то есть, драка за пищу между ближайшими родственниками, плохо вписывается в рамки борьбы противоположностей по Гегелю – не важно! Главное – есть борьба и есть развитие в результате этой борьбы. Так что отказаться от Дарвина ради Менделя или Вирхова – смерти подобно! – может рухнуть вся стройная атеистическая схема. Поэтому в Советском Союзе предпочитали сажать последователей Менделя, и ловкие подлецы легко и просто расправлялись со своими противниками, приклеивая им ярлык менделистов: остальное довершали карательные органы.

Но к дарвинизму относились с доверием не только атеисты. Дело в том, что под влиянием бесспорных успехов в развитии науки и техники, в Европе возникла вера в бесконечный прогресс человеческого общества. Этой верой, кстати, объясняется и появление диалектики Гегеля. И всякое учение, говорящее о каком бы то ни было прогрессе, с доверием принималось привыкшим к мысли о прогрессе европейским культурным обществом. И пока существовала порожденная техническими успехами эйфория («Мы наш, мы новый мир построим». «Мы не можем ждать милостей от природы: взять их у нее – наша задача». «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»), критика дарвинизма и других теорий прогресса была почти невозможной.

И только наше время, время, когда проглянула оборотная сторона медали, когда победная колесница технического прогресса мчит нас к атомной и экологической катастрофе, когда обнаружилось, что технический прогресс сопровождался нравственным регрессом, породившим наркоманию, проституцию всех видов, национальные и социальные конфликты (кровавые, между прочим), нарастающее господство криминальных структур, заставляет нас более трезво взглянуть на кумиры прошлого, и теперь может быть услышана трезвая оценка одного из величайших научных заблуждений и одной из величайших научных фальсификаций, использовавшей это заблуждение, — дарвинизма.

Но и сейчас, т.к. велика сила инерции, требуется большой труд и мужество по преодолению этого и подобных ему научных предрассудков. К этому труду мысли я и призываю своих читателей.

Протоиерей Владимир Правдолюбов.

С именем князя Владимира связан резкий перелом русской истории, переход русских людей от тьмы и ужаса язычества к свету Христовой веры и православной культуры.

Он является символом и в то же время реальным деятелем и воплощением этого перелома, так как жил в язычестве по всем его страшным законам, а в христианский период своей жизни получил от благодарных россиян прозвище: «Владимир – красно солнышко!». Об этом переломе своей жизни – как свидетельствует его жизнеописатель Иаков Мних – лучше всего говорит сам св. князь: «Господи! Был я как зверь, жил я по скотски, но Ты укротил меня. Слава Тебе, Боже!»[1]

Обычно покаяние, т.е. переход от греха к святой жизни совершается каждым отдельно, без соучастников. Святой князь – и в этом величие его, как патриота Русской земли, — совершил этот переход вместе со своим народом, проявив при этом глубокую мудрость, сильную волю и дипломатическое искусство.

Но об этом – после, а сейчас – о язычестве вообще и о Владимире-язычнике в частности. В наше время слышатся голоса, объявляющие славянское язычество чем-то светлым и радостным, а принятие христианства – погружением в византийскую тьму, т.е. призывающие искать истоки лучших черт русского национального характера не в православной вере, а в древнем славянском язычестве. Поэтому необходимо вспомнить, каким было язычество в то время.

В скифских захоронениях находят скелеты умерщвленных ради покойника его наложниц и слуг. По свидетельству Геродота, впервые убивший врага скиф должен был напиться его крови. Из кожи, снятой с тела убитого врага, делали утиральники, колчаны для стрел, плащи. Черепа оправляли в металл и делали из них чаши.[2] Более поздние славяне сжигали своих покойников. По свидетельству арабских ученых, (в середине IX века нашей эры) если у руссов кто-нибудь умирал холостым, то его обыкновенно женили после смерти – и новобрачная предавалась огню вместе с телом покойника.[3] Конечно, и женатых хоронили не одних. Вот как это делалось. «Сказали его девушкам (видимо, наложницам): «Кто умрет с ним?», и одна из них ответила: «Я.» (Арабы отмечали великую любовь девушки к своему господину, а мне здесь видится ужас перед участью оставшихся, или, может быть, желание за гробом быть женой богатого и знатного человека, т.е. языческое понятие о жизни после смерти. Конечно, имеет значение и малая цена жизни – п.В.П.) Она… «пила каждый день, веселясь и радуясь».[4] И вот настал день сожжения. «Я видел ее в нерешимости, она изменилась. Старуха (палач! – п.В.П.) взяла ее за голову, ввела в палатку и сама вошла за ней. Мужчины начали стучать по щитам палицами, для того, вероятно, чтобы не было слышно ее криков, чтобы это не устрашило других девушек, готовых также умереть со своими господами. В палатку вошло шесть человек и простерли девушку о-бок с ее господином: двое схватили ее за ноги и двое за руки, старуха обвила ей вокруг шеи веревку, за концы которой взялись остальные двое мужчин. Старуха… начала вонзать нож между ребер жертвы, а двое мужчин тянули за концы веревку и душили девушку, пока не умерла.»[5]

Такая практика продолжалась по крайней мере до конца княжения Святослава. Вот как описывают греки действия воинов Святослава при осаде Доростола в 971 году (т.е. за год до убиения Святослава).

«Русские вышли в поле, собрали все трупы и сожгли их на кострах, заколов над ними, по языческому обычаю, много пленных и женщин.» (Видимо, пленных как слуг, а женщин как наложниц – п.В.П.) Кроме того, «они погрузили в воды Дуная петухов и живых младенцев»[6], т.е. принесли идолам в числе прочих и человеческие жертвы. Вот в какое «светлое» прошлое предлагают нам вернуться!

Князь Владимир был типичным язычником. Правда, в этом ему помогал его воспитатель, брат его матери Добрыня.

Когда Владимиру было 12 лет, Добрыня увез его «за море», спасая от старшего брата Ярополка. Через три года они вернулись с наемным варяжским войском и при помощи изменника с выразительным именем «Блуд» разгромили и убили Ярополка. Но до этого Владимир сватается к невесте Ярополка полоцкой княжне Рогнеде и, получив презрительный отказ, разоряет Полоцк, убивает ее отца Рогвольда с двумя его сыновьями и силой овладевает Рогнедой. Видимо, все это было тогда в порядке вещей, потому что гордая красавица Рогнеда, ставши женой Владимира у трупов ее отца и братьев, покорно рождает ему четырех сыновей и двух дочерей и только тогда предпринимает попытку убить Владимира, когда он начал пренебрегать ею ради других жен и наложниц. Жен у него было шесть, а наложниц около тысячи.[7]

Придя в возраст, князь стал заботиться о единстве русской земли и с этой целью собрал в Киеве (а также и в Новгороде – двух центрах восточного славянства) всех почитаемых на Руси идолов. «И стал Владимир княжить в Киеве один, — сообщает летопись, — и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем – Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокоша. И приносили им жертвы, называя их богами… И осквернилась кровью земля Русская и холм тот.»[8]

В связи с этим произошло событие, которое, как считает прот. Лев Лебедев,[9] произвело в душе князя Владимира поворот от язычества к христианству. В 983 году бросали жребий, кого принести в жертву идолам (т.е. по крайней мере одна зафиксированная попытка принести человеческую жертву в княжение Владимира была). Жребий пал на мальчика-христианина Иоанна. Его отец, варяг Феодор, не дал своего сына язычникам и сказал о идолах: «Это не боги, а дерево, сегодня есть, а завтра сгниет… Бог один, Которому служат и поклоняются греки, Который сотворил небо и землю. А эти боги – что они сделали? Сами они сделаны. Не дам сына вашим богам.»[10] Разъяренные язычники убили их обоих и разорили их дом.

Это мужественное исповедание веры должно было произвести на ценящего мужество князя глубокое впечатление. Косвенным подтверждением воздействия на св. Владимира этого мученического подвига является тот факт, что главная из церквей, им построенных, — Десятинная – была поставлена на месте дома варягов Феодора и Иоанна. (Впрочем, это, возможно, было сделано уже из христианских соображений – старались строить церкви на гробах мучеников.)[11]

Мысли о. Льва Лебедева о решающем влиянии подвига Феодора и Иоанна на князя Владимира не разделяет прот. Иоанн Белевцев.[12] Он спрашивает: почему же тогда князь Владимир не принял крещение в год их кончины, т.е. в 983м году. Ответом на этот вопрос о. Иоанна служит летописный рассказ о том, как св. князь принимал крещение и как готовился к нему.

Как мы уже говорили, св. Владимир мог решить вопрос о крещении только для себя, как это сделала его бабушка, св. Ольга, и заботиться о спасении только своей души, предоставляя своему окружению следовать или не следовать его примеру. Возможно, действуя так, он имел бы больше достижений в духовном плане. Но он, любя свой народ, решил принять крещение вместе с ним. Для осуществления этого великого дела князю нужно было преодолеть две трудности.

Первая состояла в презрительном, а то и враждебном отношении ближайшего окружения князя к христианству. Вспомним ответ Святослава на просьбу его матери Ольги о принятии им крещения: «Моя дружина будет смеяться надо мною». Но и сам Святослав «если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем».[13] Мы видим, что враждебное отношение к христианству, характерное для времени Олега, убившего первых князей-христиан Аскольда и Дира, сменилось ко времени Владимира презрением и насмешкой, что, впрочем, не исключало взрывов ярости, как в случае с варягами Феодором и Иоанном. При таком настроении киевлян нечего было и думать их массовом  крещении.

Что же предпринимает князь Владимир? То самое «испытание вер» в Киеве и центрах различных религий, о котором говорят летописи и над которым издеваются, считая его легендой, некоторые ученые, не умеющие взглянуть на ситуацию изнутри.

Не нужно думать, что князь Владимир был убежден в истинности Православия еще до испытания вер; он только, видимо, разочаровался в язычестве. Правда, пример св. Ольги как бы подталкивал его к признанию Православия единственной истинной верой, но ему еще предстояло в этом убедиться, так что испытание вер было не игрой, не дипломатическим маневром, а искренним поиском истины, поиском, который был предпринят князем не в одиночку, а совместно с его ближайшим окружением. Видимо, этот поиск истинной веры был известен и рядовым киевлянам, что дало им возможность последовать примеру князя и дружины и креститься. Они говорили: «Аще бы се не добро было, не бы сего князь и бояре прияли».[14]

Такое доверие народа к князю было бы невозможно без широко известного «испытания вер». Менее информированный Новгород принял новую веру уже не так безболезненно, а в отстоящей от пути «из варяг в греки» Северо-Восточной Руси христианизация растянулась не менее чем на столетие.[15]

Так мудрый князь, замысливший грандиозный религиозный переворот, преодолел первое препятствие на пути к нему. Он – говоря современным языком – осуществил «обработку общественного мнения», внедрив в сознание своего народа сочувствие к этой перемене.

Почему же князь уже после «испытания вер», после того, как бояре и дружина были готовы принять крещение, сказал: «Подожду еще»? Да потому, что ему предстояло преодолеть еще одно затруднение, преодолением которого он создал новый тип отношений между православными народами.

Дело в том, что Византия восприняла в наследство от древнего Рима идею мирового господства, трансформировавшуюся в убеждение, что православные всего мира должны быть подданными императора Византии. Соответствующая этому убеждению политика (конечно, в сочетании с другими более действенными факторами) оттолкнула от Православия многих людей. Так, стараясь обрести политическую самостоятельность, многие сирийцы, копты, ассирийцы, армяне восприняли еретические учения: ассирийцы несторианство, а остальные стали монофизитами. Конечно, главная вина в этом разрыве ложится на духовных и политических лидеров этих народов, но часть вины лежит и на религиозной окраске имперских притязаний Византии.

В главном греки все же оказались правыми – они сохранили истинную веру. К сожалению Запад – наследник той же имперской идеи – поставил ее выше истинной веры, т.е. соединил в себе заблуждения и греков, и отделившихся от них народов. Так, Карл Великий после неудачной попытки занять константинопольский престол путем брака с императрицей Ириной стал  отгораживаться от Византии изменением веры. В этих целях он распространял по всему Западу возникшее в Испании искажение Никео-Цареградского Символа веры; его богословы создали так называемые «Каролинские (от «Каролус» = Карл) книги», в которых подвергались критике деяния Седьмого Вселенского Собора, созванного императрицей Ириной в 787-м году. Конечно, Карл своей политикой не мог изменить веру Запада, пока на страже ее стояла церковная власть. Его современник, папа Лев III, хотя и побаивался противоречить Карлу, однако осмелился приказать выбить на двух серебряных досках греческий и латинский тексты неповрежденного Символа веры, но начало отступления от истины было положено. Завершил дело не менее властолюбивый, чем Карл Великий, римский папа Николай I (858-867).

Правда, вскоре собор 879 года, бывший в Константинополе при патриархе Фотии, восстановил единство Церкви (этот собор некоторые канонисты считают Восьмым Вселенским), но Рим вскоре нарушил оба принципиальных решения  Собора – неприкосновенность Символа веры и равенство римского папы и константинопольского патриарха – и разделение стало необратимым. Акт 1054 года, считающийся началом разделения Церквей, был только юридическим оформлением фактического разделения.

Далее Запад пошел путем внешних успехов и внутреннего разложения, плоды которого пожинает наше время.

Горько почувствовала на себе эту борьбу империй потянувшаяся к христианству в это время Болгария. Ее судьба оказалась отраднее судьбы остального Запада в том отношении, что она сумела сохранить истинную веру. Но бед она претерпела от Византии немало. Православие она приняла от греческих миссионеров. Но не желая подпасть под власть императора Византии, она перешла в юрисдикцию римского папы. И тут выяснилось, что у Рима уже другая вера. Вынужденная возвратиться под омофор константинопольского патриарха, Болгария не захотела потерять свою государственную независимость, что привело к многочисленным жестоким войнам между греками и болгарами. И сейчас греки и болгары, будучи православными народами, очень далеки от дружбы между собой.

Нечто подобное ждало и Киевскую Русь. Она крестилась одновременно с Болгарией, и ее князья – Аскольд и Дир[16] – пораженные чудом, спасшим греков и уничтожившим славянскую силу, приняли христианство без всяких условий. Известно, что именно в это время в составе Константинопольского Патриархата была образована Русская митрополия, с тех пор непрерывно существовавшая до крещения Руси при Владимире, хотя, кажется, по временам она была и вакантной.[17]

Где находился центр Русской митрополии? Минский митрополит Филарет считает, что русский «епископ был, скорее всего, миссийным (т.е. без определенной резиденции – п.В.П.) и не имел постоянной кафедры в русских землях».[18] Действительно, русский митрополит не имел кафедры в русской земле, что было унижением России. Недаром Ольга, заботившаяся о русском престиже, приняла крещение не в России, а в Константинополе, причем сопровождал ее не епископ, как полагалось бы по ее рангу, а всего-навсего пресвитер (т.е. священник).[19]

Но я предполагаю, что кафедра – со всем ее штатом и имуществом – у архиерея Русской церкви была, и скорее всего, она была в Корсуни – центре крымских владений Византии и ближайшем соседе Киева. Во всяком случае она была на территории Византии, что было естественно для греков, но неприемлемо для русских христиан, так как это обстоятельство приковывало их цепями веры к подножию престола византийских царей.

«Вещий» Олег уничтожением христианства на Руси разрубил эту связь. Коварно умертвив Аскольда и Дира, он «прибил свой щит к вратам Цареграда», взяв этим реванш за поражение киевских князей и их подчинение Константинополю. С одной стороны, он отбросил киевлян, а значит, и всю русскую землю назад, во тьму язычества. С другой стороны, он совершил патриотическое действие, стряхнув с Русской земли даже тень ее зависимости от Византии, чем дал образец для подражания своим преемникам и их сотрудникам.

Мудрая Ольга усвоила этот урок. Она пожелала принять крещение не иначе, как от рук константинопольского патриарха, и долго ожидала приема у императора из-за того, что добивалась – и добилась! – чтобы ее приняли с должным почетом, по крайней мере избавили от унижающего достоинство «архонтессы русских» троекратного земного поклона императору, как то предусматривал церемониал византийского двора. Но несмотря на этот ее дипломатический успех, ее крещение не привело к массовому крещению русских, и даже сына своего Святослава она не смогла убедить принять крещение. И все это потому, что в сознании русских людей византийское православие прочно связалось с потерей самостоятельности. Как сказал по другому поводу греческий писатель Пселл: «Это варварское племя всегда питало яростную бешеную ненависть против греческой гегемонии».[20] Обратим внимание: не против греков, не против их государства, а против их гегемонии протестовало «варварское племя» русских.

Поэтому Владимиру необходимо было добиться больших успехов в борьбе  с «греческой гегемонией», чем это удалось Ольге. И если она, желая получить крещение от самого патриарха, пришла в Константинополь все-таки просительницей, ему хотелось поставить дело так, чтобы сами греки просили его принять крещение.

Если Ольге удалось в глазах византийского двора дойти до высокого звания «архонтессы» — звания почетного, но не равного по византийской «табели о рангах» достоинству императора или членов его семьи – то Владимир хотел поставить себя на тот же уровень, на котором стоял сам император. Кроме того, ему предстояла задача перевести центр русской церкви с территории Византии в Киев.

В этом и состоит смысл слов князя после испытания вер: «Подожду еще». Ему нужно было выждать и уловить момент, в который все это стало бы возможным. Такой момент наступил в 988 году – через 5 лет после убиения варягов Феодора и Иоанна.

Небольшое отступление! Вокруг всех этих событий существует много ученых мнений, предположений, разногласий, споров. В частности, спорят о том, какую цель преследовал князь Владимир своим походом на Корсунь. Дело в том, что по летописи он взятием Корсуни добивался руки греческой царевны Анны,[21] а по свидетельству Иакова Мниха он взял Корсунь, чтобы «привести люди крестьяны и попы на свою землю».[22] Кто же прав – летопись или Иаков Мних? Правы оба источника. Ибо преследуя обе эти цели, св. Владимир стремился к третьей и самой главной цели – устранить все препятствия, мешающие крещению русской земли, в том числе и угрозу греческой гегемонии, и опасения русских, боявшихся потерять хоть каплю государственной самостоятельности.

Об особых обстоятельствах, возникших в 988 году и позволивших св. Владимиру осуществить свои планы, хорошо говорится в докладе прот. Льва Лебедева «О месте и времени крещения князя Владимира и киевлян».[23] Кратко обрисуем ситуацию. В этом году против императоров-соправителей Василия и Константина воевали в разных местах империи два мятежных полководца: Варда Склир и Варда Фока. Существенной опорой престола в этих условиях был присланный св. Владимиром в помощь императорам шеститысячный корпус русских воинов. И вот в это время войска князя Владимира подвергают осаде, а потом и завоевывают город Корсунь. С точки зрения греков это могло выглядеть как коварство князя, воспользовавшегося стесненным положением Византии, чтобы расширить свои владения. Но на стороне князя была своя правда. Он (если верно, что русская митрополия возглавлялась из Корсуни) пришел взять свое – не Корсунь, которую он потом вернул Византии, а клир и имущество (иконы, книги, мощи, сосуды) русской епархии.

Но византийцев ждал еще один сюрприз. Князь потребовал себе династического равенства с византийскими императорами. Он послал им ультимативное требование, чтобы они отдали за него свою сестру Анну, и угрожал в случае отказа напасть на Константинополь. Требование это в глазах греков было неслыханно дерзким. Ведь по их мнению только одно государство – империя ромеев – имело право называться государством, и только один император этого государства имел божественное право на власть. А тут какой-то полудикий языческий князь требует руки порфирородной царевны, претендуя тем самым на равенство с императорами!

Но делать было нечего. Если бы князь повернул свой шеститысячный корпус против Константинополя, судьба династии была бы решена. А если бы предпринял нападение всеми своими силами, то могла бы погибнуть и вся империя.

Но императоры – и это показывает, что они были искренними христианами, готовыми на смерть за веру – заявили, что не могут выдать свою сестру за язычника, и чтобы получить ее в жены, он должен креститься.

Вот тут-то и произошло то, чего добивался Владимир: не он просит крещения, а его просят принять крещение. Его согласие креститься, будучи исполнением его тайного желания, было в глазах византийцев избавлением императорского дома от угрозы уничтожения. Так разрешился конфликт, нарочито созданный князем Владимиром. Далее последовало крещение Владимира в Корсуни, его венчание с Анной и торжественное возвращение в Киев, где вскоре произошло крещение киевлян.

Так рядом с могущественной православной державой – Византийской империей – появилась новая, не менее могучая православная держава – Киевская Русь, возглавляемая князем, равным по рангу византийским императорам. Цель св. князя Владимира была достигнута.

В заключение необходимо кратко перечислить благодетельные последствия дела св. Владимира.

Для православных людей главным и все остальное определяющим является то, что Русь отреклась от языческого заблуждения и обрела истинную веру, которая изменила национальный характер в сторону милосердия и готовности к подвигу и дала миру множество святых, начиная со страстотерпцев Бориса и Глеба и кончая новомучениками двадцатого века.

Но и далекие от Церкви люди должны признать, что отказ Руси от кровавых человеческих жертв кардинально смягчил ее нравы, что моногамная семья существенно возвысила достоинство женщины, что ввиду того, что пред Богом князь и смерд равны, ослабли сословные различия, и Русь стала более сплоченной и в конечном счете монолитной, что русский язык, и до того довольно богатый и гибкий, через переводы и собственную, обогащенную новыми глубокими идеями литературу стал вровень с самым культурным и богатым языком мира – греческим, что именно христианство позволило России создать мировые шедевры во всех видах исскуства, что прославленное терпение и покорность воле Божией в сочетании с приверженностью к православной вере помогло России одолеть монгольское иго, польскую, французскую и немецкую агрессию, революционные потрясения начала XX века, и, Бог даст, поможет (и уже помогает!) одолеть и нынешнее разорение и разброд и вновь возродить былое могущество нашей страны.

В жизни самого св. Владимира, круто изменившейся к лучшему после крещения, мы должны отметить одну черту, которую от него получил в наследство весь русский народ. Это – милосердие, заставлявшее князя в праздники угощать всех киевских бедняков и посылать на возах угощение с княжеского стола тем, кто по болезни не мог сам дойти до него. В нашем веке способность русского народа к состраданию и милосердию существенно ослабла, и наша задача – попытаться возродить ее.

Итак, главным делом великого патриота русской земли св. князя Владимира было обретение истинной веры, воспитание души в христианской нравственности и ревностное охранение российского суверенитета. В этом же состоит и завет святого князя нам – его потомкам.

[1] «Рассказы из истории Русской Церкви» Толстой Мих. Вл., М.изд. Ступина, 1901, с.8.

[2] Нечволодов А. Д. «Сказания о русской земле» СПб, 1913, изд.4, часть 1, с. 44.

[3] Там же – с. 94.

[4] Там же – с. 95.

[5] Там же – с. 97-98.

[6] Там же – с. 186.

[7] Там же – с. 195-201.

[8] Материалы международной церковно-истореческой конференции, бывшей в Киеве в 1986 году. Изд.Моск.Патр., М. 1988, с. 138.

[9] Там же – с. 152.

[10] Осетров «Аз свет миру», М. Детск. лит., 1989, с. 90-91.

[11] «Конференция» (см. прим. 8), с. 153.

[12] Там же – с. 153.

[13] Там же – с. 138.

[14] Там же – с. 59.

[15] Там же – с. 139.

[16] Можно сомневаться в вопросе – они ли княжили в Киеве в это время, но факт принятия киевскими князьями Православия в 60-е годы IX века неоспорим.

[17] «Конференция», с. 169.

[18] Там же – с. 43.

[19] Там же – с. 49.

[20] Там же – с. 107.

[21] Там же – с. 49.

[22] Там же – с. 59 и 58.

[23] Там же – с. 115-123.

Городничий: Вы если начнёте                                                        говорить о сотворении мира,                                                                    просто волосы дыбом поднимаются.

Амос Фёдорович: Да ведь сам                                                         собою дошёл, собственным умом.                                                                                    Н.В.Гоголь. «Ревизор».

Действительно, Божие Откровение часто так перетолковывают, что просто волосы дыбом. Как пример приведу истолкование слов: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош…» (см. Быт. 1, 3-4). И вот я встречаю в каком-то современном православном учебнике (не помню, в каком) утверждение, что этот сотворенный Богом свет происходит от Фаворского света. Конечно, тварный свет есть отображение Неприступного Света, в котором обитает Бог (см. 1Тим. 6, 16), но сотворен он не из Фаворского Света, а «из ничего». Но совсем уже волосы дыбом от «нового перевода» этих слов.[1] «И увидел Бог свет и понял, что он хорош…» Одно словечко, и вместо Божия слова – кощунство. В самом деле, может ли Бог чего-то не понимать, а потом понять? Зная о Всеведении и Премудрости Божией, мы твердо можем сказать – такое немыслимо! «Ведомы Богу от вечности все дела Его» (Деян. 15, 18). Но как же быть со словом «увидел»? Может ли Бог чего-то не видеть? Утверждаю – может! Он не видит того, что не существует. И если Он чего-то не видел, а потом увидел, значит, это «что-то» возникло «из ничего». А прежде появления не существовало ни в каком качестве, ни в каком состоянии. Итак, слово Писания «увидел» с ясностью говорит нам о том, что Бог сотворил мир из ничего.

До этой мысли я «сам дошел, собственным умом». И в дальнейшем думаю изложить то, что противоречит взглядам многих на историю сотворения мира. Сознаю при этом, что знаний для этого у меня маловато. Вдобавок слышу обличение прот. Георгия Нейфаха («Гармония Божественного творения». «Взаимоотношения науки и религии». «Правило веры» М. 2005. Жаль, что у этой книги такой маленький тираж). Он пишет: «Если вы видите книгу креациониста, где все «разложено по полочкам», то знайте, что эти книги основаны на таком несусветном вранье, которого и атеисты постыдились бы» (страница 332. В дальнейшем я часто буду на эту замечательную книгу ссылаться – и число в скобках будет обозначать страницу этой книги). Врать, то есть кривить душой, я не буду – обещаю. Но поручиться, что мои взгляды свободны от заблуждений, не могу. Пишу в надежде на ум и знания читателя: может быть, мои мысли помогут ему по-новому осмыслить некоторые проблемы понимания Священного Писания.

И начну с крамольного: я считаю, что дни творения не являются сутками в 24 часа, как это считают адвентисты, креационисты, отец Георгий Нейфах и некоторые Отцы Церкви, в том числе святитель Василий Великий. И мне в этом помогает – как ни странно! – сам о. Георгий. Он пишет: «Приравнивание длины дня творения к астрономическому дню наблюдается у многих святых Отцов, хотя они подчеркивают, что абсолютная длина этого дня не имеет принципиального значения»(334). Принципиальное значение этот вопрос приобрел в наши дни. Богословы-эволюционисты (а такие существуют) считают, что дни творения содержат в себе те миллионы и миллиарды лет, которых требует для существования мира атеистически направленная современная наука. Креационисты, оспаривая это, говорят: надо верить слову Божию – «сказано «день», значит, день, т.е. 24 часа». Библейский текст в принципе этим миллиардам не противоречит, так как длину дня творения не указывает. Нереальность этих миллиардов можно видеть в пределах самой науки, что, кстати, и делают – правда, иногда довольно неуклюже – креационисты.

Главным образом неприемлемо такое определение длительности дня творения (24 часа) из-за позиции адвентистов и других согласных с ними сектантов. Они утверждают, что сам Бог покоился 24 часа. И с этой Божией субботы празднование субботнего дня продолжается до сих пор. И мы – христиане – погрешаем, заменив субботу воскресением.

Конечно, это не так. До потопа, возможно, время и делилось на семидневные циклы. На это намекает тот факт, что Ной выпускал голубя из ковчега через семь дней (см. Быт. 8. 8-12). Но ясно, что в египетском плену, продолжавшемся 400 лет, евреи никаких суббот соблюсти не могли, ибо были рабами. А когда вышли из Египта, Бог – еще до Синая – чудом указал им день, который они должны были праздновать как субботу. Чудо это было – выпадение манны. Пять дней она выпадала в норме достаточной для дневного пропитания, в шестой день выпадала в двойном количестве, в седьмой не выпадала вовсе (см. Исх. 16, 12-27). И так все сорок лет странствования в пустыне (Навин. 5, 12). Именно этот определенный манной день субботний и надлежало праздновать евреям непрерывно до Христа, так как именно в этот день – Великую Субботу – Господь вывел из ада ветхозаветное человечество (см. 1Петр. 3, 19-20 и Ефес. 4, 8-10).

А нам наша новозаветная суббота тоже указана чудом, но чудом несравнимо большим по значению – чудом Воскресения Христова. И Сам Господь, явившись ученикам Своим в 1й день, шесть дней им не являлся, а явился в 7й (8й по Своем Воскресении – см. Ин. 20, 12-26), то есть в день воскресный. И значение нашей субботы похоже на значение ветхозаветной. Ведь «во Христе все оживут… вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, и мы изменимся» (1Кор. 15, 22 и 52). И все придут на Страшный Суд. На нем будут и выходцы из ада – и я верю, что по крайней мере некоторые из них, особенно те, кому Христос не был проповедан, войдут в рай (см. Мф. 8,11 или Лк. 13, 29).

Теперь о продолжительности дня покоя Божия. Он никак не может равняться 24 часам. Ибо после 24 часов покоя Бог снова к творению не приступал. Его день покоя продолжается до сих пор, а сколько еще продлится – Бог весть! (Деян. 1, 6-7). А после него наступит восьмой день – день вечности! (Отсюда название статьи – Осмоднев.) Про этот день Господь сказал: «Се творю все новое» (Откр. 21, 5). Господь и нас зовет в покой Свой (см. Евр. 4, 1-11). Недаром же мы поем: «Со святыми упокой…»

Но покой Божий не означает бездеятельности. Говоря иудеям о том, что можно в субботу делать добро (см. Лк. 6, 9), Господь указывает на Своего Отца и на Себя: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин. 5,17). Эти слова не имели бы смысла, если бы покой Божий в это время отсутствовал. Но действует Бог в мире, как правило, не нарушая Им же созданных законов. И в исключительных случаях, когда «побеждается естества чин», он побеждается только в этом конкретном случае. То, что при Иисусе Навине случилось одному дню быть длиннее других (см. И.Нав. 10, 12-14), не означало изменения длины дня после этого. И эта неизменность созданных Богом законов природы дает возможность людям изучать ее и воздействовать на нее. Человек – властелин природы, и она очень отзывчива на его поведение. Если бы в мир не вошел грех, воздействие человека на природу было бы благом для нее. И в рай-то Бог ввел человека для того, чтобы он возделывал и хранил его (см. Быт. 2, 15).

Но «маленький» грех Адама сделал то, что люди стали смертны, появился яд у змеи и сорняки (см. Быт. 3, 15-19). И чем больше люди грешили, тем страшней искажалась природа (см., напр., Быт. 4, 11-12). Само это «стенание» природы (см. Рим. 8, 19-22) было бы невозможным, если бы Бог не «почил от дел Своих». И эта испорченность природы будет возрастать с возрастанием греховности человека: «Доколе плакати имать земля, и трава вся сельная изсхнет от злобы живущих на ней, погибоша скоти и птицы…»(Иерем. 12, 4). Бог почти не вмешивается в этот процесс (правда, верных рабов Своих иногда укрывает от злобы мира, иногда – когда развращение слишком разгуляется – наказывает грешников. Вспомним потоп и Содом!), Он ожидает, когда грех доведет землю до уничтожения, а человечество до самоубийства. Вот тогда кончится время покоя: «Время сотворити Господеви (Пс. 118, 126); «…во Христе все оживут» (1 Кор. 15, 22); «Се творю все новое» (Откр. 21, 5).

Возникает недоумение. Ведь сказано: «Благословил Бог седьмой день и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих (Быт. 2, 3). А как же грех? Как же все ужасы преступлений, которые творит человечество в этот день, подводя себя к уничтожению? Где же святость этого дня?

Богу угодно, чтобы – раз уж человечество в лице первой человеческой пары соскользнуло в грех – дать греху развиться во всем его мерзком и губительном виде. Ведь основную массу человечества ждет рай – а райская жизнь предполагает, что люди больше не грешат, хотя свободной воли Бог у них не отнимает. Поэтому надо, чтобы перед глазами человечества стояло его прошлое, родившееся из греха Адама. Это надежно предохранит человека даже от тени греха. Кроме того, в день покоя Божия не только царствует грех. Многие люди противостоят греху и стремятся к праведности. И Бог – видя покаяние и смирение лучших людей – благословляет их, долготерпит, промышляет о них и даже отдает Сына Своего Единородного, чтобы Он соединился со Своим творением, стал человеком, пострадал и умер за людей, воскрес из мертвых, вознеслся на небо и ниспослал на избранников Своих Духа Святаго. В результате огромное количество людей освободилось от власти греха. Даже ради одной Девы Марии Богородицы существование мира оправдано. А ведь еще есть Креститель, апостолы, пророки, мученики и весь собор святых! Свят день покоя Божия!

Так какова же продолжительность дней творения? Она, мне кажется, должна быть сравнима с днем покоя Божия. Правда, отец Георгий Нейфах считает их обычными днями, потому что нигде в Библии слово «день» в смысле «период» не употребляется (см. 333-334 и 339). Но надо отметить особенность первой главы Библии – в ней образ вещи называется так же, как первообраз. Так, небу и земле первого стиха подобны твердь, которую Бог тоже назвал небом (стих 3-й), и суша, которую Бог же назвал землею (стих 10-й). Естественно считать поэтому, что день и ночь 14го стиха отличаются от дня и ночи 5го стиха как образ от первообраза. Интересно, что в днях творения нет ни слова о ночи. Вечер есть, утро есть, день есть – а ночи нет! Это еще аргумент в пользу того, что дни творения не являются обычными сутками.

Конечно, я согласен со святыми Отцами в том, что Бог мог сотворить мир за 144 часа, как мог это сделать и в одно мгновение. Собственно говоря, акты творения действительно мгновенны. Но Богу угодно было между этими актами дать время для каких-то процессов, подготовляющих следующий творческий акт. То есть, природа – земля! – в этих процессах развивалась как бы самостоятельно, как это происходит сейчас, когда Бог «почил от дел Своих». Но это не исключает – ни тогда, ни сейчас – постоянной Его заботы о сотворенном Им мире. Когда мы читаем: «Дух Божий носился над водами» (Быт. 1,2), мы должны понимать, что с этого момента сотворенный мир находится под постоянным охранительным воздействием Святаго Духа. «Отымеши дух их (то есть, силу, даруемую им Святым Духом) – и исчезнут… послеши Духа Твоего – и созиждутся» (Пс. 103, 29-30). Именно из-за этой постоянной заботы о мире Бог и именуется Вседержителем.

Но все же, почему мир сотворен не мгновенно, а во времени? Праздное любопытство, но все-таки соблазнюсь высказать свое предположение. У актов и процессов творения были заинтересованные свидетели – святые ангелы. Господь сказал Иову: «Егда сотворены быша звезды, восхвалиша Мя гласом велиим вси ангели Мои» (Иов. 38, 7). Конечно, они были заинтересованными свидетелями и всего творческого процесса.

Теперь о миллионных сроках дней творения, о которых говорят христиане-эволюционисты. Эти миллионы и даже миллиарды лет числят за вселенной биологи, палеонтологи и космологи. Нереальность и надуманность этих сроков видна в пределах самой науки. Начнем с биологии. Миллионных сроков (а после замены изменений, происходящих в каждом поколении, на редкие мутации – и миллиардных) требует теория Дарвина на то, чтобы из одноклеточных организмов произошло все многообразие растительного и животного мира.

Необходимо некоторое разъяснение к этим «миллиардам». Первоначально дарвинисты считали, что каждая особь нового поколения несет в себе что-то новое, чего не было в прежних поколениях. Те особи, новое в которых было полезно для вида и его развития, естественным отбором сохранялись, остальные уничтожались. Но тут же после знакомства с теорией Дарвина Мендель показал, что ничего нового, чего бы не было в предыдущих, пусть даже очень отдаленных поколениях, в новом поколении появиться не может. Эту идею Менделя блестяще подтвердила во всем своем развитии новая наука – генетика, основателем которой Мендель и является. Тогда дарвинисты приписали появление новых – прежде не бывших! – свойств мутациям. Но мутации довольно редки – поэтому и пришлось от мифических миллионов перейти к еще более мифическим миллиардам. Нетрудно понять, что мутации ничего нового принести не могут – они только могут изуродовать старое. Мутация может оказаться безвредной (и даже полезной), только если она вписывается в законы генетики.

Прежде чем говорить об эволюции микроорганизмов – а с них и начинается теория Дарвина – надо задаться вопросом: откуда взялись микроорганизмы. Точно доказано (причем, в этом участвовали атеистические открыватели ДНК, РНК, рибосом и прочих элементов клетки – которые при этом считали, что жизнь к нам прилетела из космоса) – зарождение жизни на земле невозможно. Это удар по фундаменту дарвинизма. «Если Дарвин будет начинаться с того, что Бог создал клетку, а дальше пошел естественный отбор, то он, Дарвин, никому будет не нужен» (см. 307. Вообще, о дарвинизме у о.Георгия довольно большое рассуждение – с 211й по 215ю страницу и с 222й по 330ю). Почему в таком случае Дарвин не нужен? Послушаем нобелевского лауреата, открывателя ДНК Джеймса Уотсона: «Теория Дарвина принимается не потому, что ее можно наблюдать или доказать с помощью логически непротиворечивых данных, а потому, что ее единственная альтернатива (творение – Нейфах) является очевидно неправдоподобной» (213 и 296). То есть, по Уотсону (атеисту) основой принятия ничем не доказанной теории Дарвина является тоже недоказуемый атеизм.

Но то, откуда взялись на земле микроорганизмы, в теорию Дарвина не входит. Она начинается с их появления. И тут же – на первом этапе – его теория рубится на корню. Основой теории Дарвина является естественный отбор – выживают более приспособленные к условиям существования, а менее приспособленные погибают. «Выживают в естественном отборе самые выносливые…» (299). Но кто выносливее микроорганизмов? Если они сумели прилететь на землю с космической пылью, или на метеорите, или на хвосте кометы, то, претерпев страшные условия космоса, в мягком климате земли они хозяева! Они безсмертны (см. 380-389), и только из-за перенаселенности земли – ими же! – вынуждены будут поедать друг друга. То есть, естественный отбор должен будет происходить внутри их сообщества. И внешние условия им нипочем. Какими только ядами ни пользуются медики для уничтожения вирусов и бактерий, а они изворачиваются, мутируют – и продолжают жить и размножаться. Ну а если в результате какой-то большой мутации появится многоклеточный организм, умеющие пожирать друг друга микроорганизмы тут же сожрут и его. То есть, если по Дарвину эволюционный процесс начинается с микроорганизмов – на них он должен и окончиться, точнее, действовать только внутри их сообщества. Так что дарвиновские миллионы лет тают как дым. И глядя на разнообразие – и часто красоту! – растений и животных, мы необходимо должны признать – и прославить! – их Творца (см. Рим. 1, 18-25).

Мне даже кажется, что вирусы изначала Бог не сотворял (точнее, сотворил возможность их появления на случай грехопадения). Появились они вместе с ядом змеи, сорняками и человеческой смертностью (см.  Быт. 3, 15-19).

Теперь миллионы палеонтологии, или стратиграфии. Отец Георгий говорит о креационистах, что они несут «такое вранье, которого и атеисты постыдились бы» (332). Некоторые атеисты нисколько не стыдятся не только элементарного вранья, но и подлогов – особенно в теории Дарвина. Особенно яркие примеры: подрисовки к зародышам, сделанные Эрнстом Геккелем, кости из Индонезии, выставленные Дюбуа,  «портреты» предков человека, нарисованные тем же Геккелем (214-215) и до сих пор красующиеся в некоторых наших школьных учебниках, и череп эоантропа, в создании которого участвовало какое-то (не помню) западное духовное лицо. То и дело возникают сенсационные сообщения о найденном «промежуточном звене» между обезьяной и человеком, а потом эти слухи стыдливо – без всяких объяснений причин – замолкают.

Не знаю, есть ли вранье в стратиграфии, но то, что в нее вложено много пылкой фантазии – факт. Важно то, что стратиграфические миллионы находятся в прямой зависимости от миллионов дарвиновых – и должны бы рушиться вместе с ними. Но отец Георгий придает данным стратиграфии серьезное значение. Он говорит: «…стратиграфическая колонка состоит из множества первичных слоев, объединенных в четыре эры, 17 периодов и еще более мелкие группы. Для каждого из них существуют руководящие ископаемые, встречающиеся в этой и только этой группе слоев. Невозможно представить себе, чтобы попавшие в потоп животные и растения вымирали в таком армейском порядке» (338). А не повинно ли в этом «армейском порядке» обыкновенное вранье? Ведь специалистами в этой области тоже руководила надежда доказать правоту Дарвина и тем самым «вышибить костыли из-под ног религии» (257). Ведь зачем Геккель «поправлял» рисунки зародышей? Он хотел подтвердить «закон»: «Онтогенез есть краткое воспроизведение филогенеза». Говоря по-русски: особь, растя и развиваясь, проделывает (кратко) то, что привело к образованию вида, к которому она принадлежит. Чтобы показать, что человеческий эмбрион проходит стадию рыбы, Геккель и пририсовал зародышам жаберные щели.

О. Георгий Нейфах сам приводит несколько фактов, взрывающих «армейский порядок» стратиграфической колонки. Особенно впечатляет «вмурованное в статуарный мрамор (мрамор – это однозначно меловой период) тело женщины» (337). Это окаменевшее тело женщины хранится в Британском музее. Правда, его не любят выставлять для обозрения. Добавлю, что это тело изуродовано так, будто попало в волну цунами. Очень похоже, что эта катастрофа случилась в водах потопа. Тогда меловой период сжимается до срока меньше одного года. То же можно сказать и о каменноугольном периоде. Мне с детских лет помнится описание происхождения каменного угля (сейчас оно что-то не встречается). В огромном болоте растут древовидные папоротники. Умирая, они падают в болото и там хранятся без доступа воздуха. За огромный срок их накапливается достаточно, чтобы из них мог образоваться современный пласт каменного угля. Затем на место этого болота приходит море, его взвеси осаживаются на это болото, образуется мощный пласт осадочной породы и под его давлением (без доступа воздуха) эти деревья превращаются в каменный уголь. Затем история повторяется: снова болото, древовидные папоротники, слой древесины в болоте – и снова море с его осадочными породами. И так столько раз, сколько наши современники насчитали пластов каменного угля. На мой взгляд это сказка для детей школьного возраста. Гораздо естественнее предположить, что бурные воды потопа принесли на это место нужное количество биомассы (не только деревьев) и потом из воды потопа на эту массу осели минеральные взвеси и сдавили ее. Потом течение принесло новую порцию биомассы и, успокоившись, погребло ее осадочными породами. И так столько раз, сколько в этом месте образовалось слоев. Так что вместе с меловым под вопросом и каменноугольный период.

А что касается идеи креационистов о геотермальных водах (336), которые вытекли «из источников великой бездны» (см. Быт. 7, 11), хочу сделать дополнительное предположение. Возможно, эти воды из «источников бездны» несли с собой не только кипяток, но и взвеси, и растворы химически активных веществ и были тяжелее воды океана, а потому составили в нём нижний слой. Что было в нём – погибло; что выше – пока боролось за жизнь (а рыбы просто жили). Затем новый вброс геотермальных вод, образуется новый слой будущих ископаемых – и так семнадцать раз (по числу 17 периодов стратиграфической колонки – см.338), или  девятнадцать раз (по числу катастроф, подсчитанных учениками Кювье – см. 209). Вот вам и стратиграфическая колонка. Конечно, в этой моей картине много недоказуемой фантазии, но мне она представляется куда менее фантастичной, чем пляска вприсядку земной поверхности: суша – море, суша – море, и так столько раз, сколько нужно господам учёным. Так что и стратиграфические миллионы под большим-большим вопросом.

А вот ещё вопрос: почему допотопные животные так не похожи на современных – именно современных, так как «…в тех слоях, где находили останки вымерших животных, практически не обнаруживали останков ныне живущих видов» (209). (А как же женщина в мраморе? – П.В.П.) Думаю, что я достаточно убедительно ответил на этот вопрос в статье «Атеизм в ЖМП». Немногие животные, вместившиеся в ковчег, были настолько богаты генетически, что смогли произвести всё многообразие современной фауны. Но ясно, что всяких там …завров в ковчег было вместить нельзя, и из них выжили только «морские змеи», если правда то, что о них говорят. Но ведь кистеперая рыбка дожила до наших дней в бурных водах потопа (325). И ещё. Может быть, таких допотопных животных сохранилось и много, но кто их распознает? Учёных – специалистов в этой области – раз-два и обчёлся, а обывателю всё равно, какая рыба попалась ему в сети – допотопная или послепотопная – годится в пищу – и ладно!

Остались астрономические миллионы. Для них очень важна величина скорости света – они держатся за счёт её постоянства. Но где гарантия того, что она постоянна и в пространстве, и, главное, во времени? А вдруг в момент сотворения звёзд скорость света была в миллионы раз больше, чем 300 000 км/с? Тогда миллионы лет, потребные для того, чтобы свет и другие излучения дошли до Земли, съежатся в жалкие временные сроки. Как я говорил в статье «Библия и космогония», наука в принципе не может дать ответ на этот вопрос. Права спорить с Библией у неё нет. Правда, Библия ничего не говорит о продолжительности дней творения, так что формально она с миллионами учёных не спорит, но всё же здравый смысл говорит, что естественнее предполагать длительность дня творения сравнимой с длиной седьмого дня – дня покоя, то есть исчислять её несколькими тысячелетиями. Точнее говоря, день творения продолжался столько времени, сколько было нужно естественным – без творения, но не без воздействия благодати Духа – протекающим в уже сотворённой природе процессам, подготавливающим её к очередному творческому акту. О том, что здесь мы имеем дело с процессами, говорят слова: «Был вечер (период убывания), и было утро (период возрастания): день один (или второй, или третий и т.д.) – максимум подготовки к следующему творческому акту (см. Быт. 1, 5 или 8, или 13 и т.д.).

Не могу удержаться ещё от одной цитаты из замечательной книги о. Георгия Нейфаха. На странице 290 он говорит, что работа учёного, изучающего прошлое, подобна работе следователя, пытающегося по часто скудным сведениям восстановить правду о преступлении и преступнике. И на следующей 291-й странице он говорит: «Перед следователем у учёного есть одно большое преимущество – даже самый злобный следователь вряд ли дерзнет осудить невиновного. Учёный же никого не засуживает, а только обвиняет во лжи Бога, что ему в большинстве случаев сделать приятно».

Приступаю к самому главному и страшному – истолкованию Библии, точнее, некоторых моментов из первой главы Бытия. К этому – правда, уже давно – меня побудил крик души верующего учёного. Вот он: «О строении созданного мира в Библии практически ничего нет. …там отсутствуют даже самые основные понятия – о том, что Земля хотя и уникальна, но это всего лишь круглая песчинка в необъятной Вселенной. Что любая материя состоит из атомов и молекул и т.д., и т.п.».[2] И ещё: «Что делать православному учёному-естествоиспытателю, не в теории, а на практике видящему сложнейшую картину мира, порой не совпадающую с библейскими рассказами? Как в своем сердце совместить несовместимое?»[3]

Меня, ещё со школьных лет эти вопросы не смущали. Что Земля – не диск на трёх слонах и одной черепахе, а шар, мне было понятно из церковного песнопения: «Водрузивый на ничесомже Землю повелением Твоим и повесивый неодержимо тяготеющую…».[4] Что планета наша есть только пылинка в необъятной Вселенной, мне было ясно из слова «бездна» (см. Быт. 1, 2). Бездна – без дна! «Открылась бездна, звёзд полна, звездам числа нет, бездне – дна!» То есть, Вселенная по всем направлениям, кажется, не имеет границ. И конечно, перед этой бездной как бы ни был велик ограниченный объём – он всё равно как пылинка. Но эта пылинка уникальна. Она и только она соответствует «антропному принципу» (355), то есть, пригодна для жизни человеку и сопутствующим растительному и животному мирам. И что самое важное. Именно человеческую природу принял на Себя Бог-Слово, второе Лицо Святой Троицы. Так что на этой пылинке жил, ходил с проповедью и исцелениями, пострадал, умер и воскрес Сам Творец этой необъятной Вселенной. Эта необъятность потому и создана, что она смиряет человека – пылинку на пылинке! – и удерживает от греха диавола – гордыни. И эта же необъятная Вселенная есть материал для нового неба и новой земли (см. 2Петр. 3, 13), чтобы на ней могло разместиться всё воскрешённое человечество.

И об атомах в Библии сказано: прикровенно в первой главе Бытия, а открытым текстом в Притчах Соломоновых. Ипостасная Премудрость говорит о Себе: «Я родилась … когда ещё Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной» (Притч. 8, 24-26). Эти пылинки, мне кажется, созданы во второй день, и с них началось образование небесных тел – в частности, земного шара. Земля первого стиха – вовсе не земной шар, как считают многие, она «безвидна и пуста» (по другому переводу «пустыня и ничто»). И «небо» первого стиха – это не небо над земным шаром, которое есть та же первоначальная земля. Как говорится в Символе Веры: «Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым». А ап. Павел, говоря об участии в творении и Сына Божия, разъясняет: «Яко Тем создана быша всяческая, яже на небеси, и яже на земли, видимая и невидимая, аще Престоли, аще Господствия, аще Начала, аще Власти: всяческая Тем и о Нем создашася» (Кол. 1, 16). Престолы, Господствия, Начала, Власти – это название ангельских чинов. То есть невидимый мир – это мир сотворенных Богом духовных существ – ангелов. А  земля тогда – всё остальное, то есть, весь материальный мир. Он – «пустыня и ничто», то есть, пустое пространство, но он же и «вода» — нечто реально существующее,  однородное, заполняющее всё пространство (надеюсь, пространство уже трёхмерное). Эта вода – «пустыня и ничто», то есть, недоступна человеческому восприятию. И вот в ней Словом Божиим воссиял свет. Думаю, что это – не поток квантов, не наш современный свет, а какой-то первоначальный и однородный, хотя способный к процессам возрастания (утро, день) и убывания (вечер). А первоначальная тьма куда-то отделена (см. Быт. 1, 4). Не есть ли это «тьма кромешная» (Мф. 8, 12), приготовленная не хотящим быть с Богом? Говоря современным языком, свет – это какая-то первоначальная энергия. «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь» (Быт. 1, 6-7). Здесь мне хочется поставить вертикальную черту – отделить то, что говорится о вселенной, от того, что говорится о земном шаре. До этой черты речь шла о всём материальном мире – в него вошла дискретность (твердь – «ракия» – переводится и как протяжение, расстояние). То есть, всю воду, прежде однородную и пустую, заполнили пузырьки ещё большей пустоты, которые и есть «начальные пылинки вселенной» (Притч. 8, 26). Из этих пылинок собрались элементарные частицы, атомы, молекулы, потом они притянулись друг к другу, и возникла космическая пыль, а из неё созданным Богом законом всемирного тяготения образовались все небесные тела – не светила, а пока что только тёмные громады, в том числе солнце и луна. Всё это происходило от второго до четвёртого дня творения.

Это – о том, что происходило до проведённой мною вертикальной черты. А после неё наше внимание переносится со вселенной на земной шар: «И отделил (Бог) воду, которая под твердью от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом» (Быт. 1, 7-8). Вспоминаю картинку из своего школьного учебника. Диск земли, а над ним, покоясь на краях диска, полусфера, на которой нарисованы солнце, месяц и звёзды. Конечно, у многих есть соблазн именно так понимать библейский рассказ. Но этому противоречит текст о пятом дне творения: «…и птицы да полетят над землею, по тверди небесной» (Быт. 1, 20). Не под твердью, не над твердью, а по тверди небесной. То есть небом в составе материального мира Бог назвал воздух над земным шаром, по которому летают птицы, но не только его, а ещё и светила: «Да будут светила на тверди небесной…» Как были созданы светила? Я предполагаю (прошу обратить внимание – это только моё предположение), что светила как небесные тела к четвёртому дню уже существовали, но не излучали свет; а в этот день Господь слегка изменил соотношение сил в природе так, чтобы достаточно крупные небесные тела воспламенились и стали излучать свет и тепло. Именно это неожиданное возгорание (конечно, вместе с красотой звёздного неба) так восхитило ангелов (см. Иов. 38, 7).

Но хватит мне давать простор своей фантазии. За мной есть должок.

Дело в том, что мои статьи «Атеизм в ЖМП», «Библия и космогония» и «Осмоднев» написаны в опровержение атеистических высказываний г. Селезнева в его статье «Исследуйте Писания», опубликованной в февральском номере ЖМП за 2014 год. Пока я ничего не сказал о «несовместимости» светской археологии с Библией, о чём вскользь (как о чём-то неоспоримом) говорит Селезнев. Этот вопрос подробно разбирает о. Георгий Нейфах (265-274). Приведу из этого разбора лишь одну цитату: «Успех библейской археологии привёл к тому, что многие скептики и критики Библии отвергли свои прежние воззрения и даже стали верующими людьми» (272). Добавлю, что на меня сильно подействовало подтверждение чуда разрушения стен Иерихона (Нав. 6, 15 и 19). Раскопки показали, что город был обнесён двойной стеной. Внешняя упала наружу, внутренняя – в сторону города. Естественными причинами такое не объяснишь.

В заключение скажу: если у читателя моих рассуждений волосы дыбом не станут (см. эпиграф), буду и этим доволен. Если же мне удастся рассеять чьи-то научные предрассудки – буду просто счастлив.

Прот. Владимир Правдолюбов.

Январь 2015.

[1] См. статью Залесского «Перевод или предательство». Православная Москва №2 (284), январь 2003 г.

[2] Евгений Конюшков «Религия и наука – противостояние или диалог?» Ж. «Православная беседа» №6 за 2006 год, стр.42-43.

[3] Там же, стр. 41.

[4] Ирмос третьей песни воскресного канона пятого гласа.

Книга эта – третья часть большой работы проф. МДА М.М.Дунаева: «Православие и русская литература». С автором ее я в основном согласен. Но есть три дополнения.

1. О драме Островского «Гроза», точнее, о трагедии Катерины. В книге очень правильно – со святоотеческой точки зрения – описывается постепенное вторжение в душу Катерины блудного греха. Но обойдено вниманием одно очень важное обстоятельство. Еще до соскользания в блуд в Катерине произошло подобное же соскальзывание в грех самоубийства. «А уж коли очень мне здесь опостынет… в окно выброшусь, в Волгу кинусь.» Хоть и не очень явно, но проглядывает мысль, что самоубийство есть допустимый исход из нестерпимой ситуации. Слово сказано – и сатана начинает действовать так, чтобы слово осуществилось. Так часто бывает. Даже сказанное в шутку слово о самоубийстве, как показывает опыт, вызывает давление бесов на душу, чтобы добиться осуществления. Известно также, что сатана до совершения греха представляет Бога сверхмилостивым: ничего страшного – согрешишь, а потом покаешься – и Бог простит. Но после совершения греха внушает противоположное: ты так виновата, что Бог тебя простить не может. Так зачем терпеть муку совести – в воду! – и делу конец. Так что начало гибели Катерины – мысль, что самоубийство избавит от мучений, т.е., непонимание того, что настоящая жизнь – усиливающая все переживания – начнется после смерти – и уже навсегда.(См. стр. 259-264).
2. Мне очень хотелось прочитать именно о Достоевском. У меня есть мысль, которую я надеялся найти у Дунаева – и не нашел. Это – о смысле романа «Идиот». Начну издалека. В воспоминаниях Анны Григорьевны Достоевской ярко описана картина того, как добросовестность и милосердие Федора Михайловича затянули на его шее долговую удавку, которую жертвенной любви и здравому смыслу Анны Григорьевны пришлось распутывать почти всю оставшуюся жизнь. И – главное – его доброта воспитала около него тунеядцев. Есть такое слово Писания: «В вере вашей покажите добродетель, в добродетели рассудительность…»(2 Петр,1,5). Вот этой самой рассудительности Федору Михайловичу и не достало. И он отобразил это качество в двух своих произведениях. Обычно в «Селе Степанчикове и его обитателях» всех заслоняет плюгавая фигура Фомы Фомича. И из-за нее не видно богатырской фигуры Егора Ильича Ростанева. А ведь это – идеальный человек (взращенный на русской почве!), который позволил сесть себе на шею Фоме Фомичу. И только здравый смысл и свежий взгляд племянника из Петербурга помог частично оградить обитателей «села Степанчикова» от куража Фомы Фомича.

Та же тема – в романе «Идиот». (Обратим внимание на западное воспитание главного героя – высоконравственное, но без должной опоры на веру и молитву.) Ведет себя он идеально – а результатом этого идеального поведения оказывается почти всеобщая трагедия. Не хватило рассудитильности (см.стр. 387-390, а также 330).

3. Спор между Леонтьевым и Достоевским (см. стр. 535-540). Мне очень хочется показать, что оба правы. Конечно, более прочна православная позиция Леонтьева: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф, 16, 26). Дело спасения души настолько трудно, что некогда оглядываться по сторонам. «Со страхом и трепетом совершайте свое спасение» (Флп, 2,12). Как говорил преп. Амвросий Оптинский: сначала уклонись от зла и только потом сможешь сотворить благо (см. Пс, 33,15). А по сторонам – и особенно в Европу – глядеть нечего.

Но в чем-то прав и Достоевский. Только слово спасения миру скажет не русский народ, а еврейский (см. Рим, 11,15 и вообще с 9-й по 11-ю главу). Но до этого ему нужно сотворить два дела: первое – разочароваться в антихристе. После воскресения Илии и Еноха – см. Откр, 11,11-12 – «погибло при землетрясении семь тысяч имен человеческих; а прочие были объяты страхом и воздали славу Богу Небесному» (Откр, 11,13). Кто воздал славу Богу Небесному? Жители Иерусалима, оставшаяся в живых еврейская элита. И перед ней вопрос – что делать?

Здесь уже второе дело: «Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, – вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя» (Откр, 3,9). Пред чьими ногами они поклонятся? Пред теми, кто исполнил волю Божию: «Держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего» (Откр, 3,11 и воообще, весь раздел: «Ангелу Филадельфийской…» — Откр, 3,7-12). Русским людям дана великая святыня – Православие. Если они сохранят его, то через них – евреями! – «…проповедано будет Евангелие Царствия во всей вселенной, во свидетельство всем народам – и тогда придет конец» (Мф, 24,14). Итак, национальная идея русского народа:

«Держи, что имеешь» – и донеси до конца!

Книги Библии, несмотря на то, что написаны разными авторами в огромный промежуток времени[1], обладают в вопросах мировоззрения удивительным единством. Но в несущественных деталях и между книгами, и даже у одного и того же автора могут встречаться как бы противоречия. Искренне верующие люди, читающие Библию с целью получить ответ на вопрос: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (Мк. 10, 17) — не обращают внимания на эти противоречия, они им не интересны. Зато враги веры дотошно выискивают их (даже там, где их нет!) и объявляют верующих темными и невежественными людьми. Мое детство и школьные годы пришлись на время, когда вера и верующие особенно настойчиво и изощренно подвергались осмеянию. Моей веры (благодаря старшим в семье) эта пропаганда нимало не колебала, но все же мне очень хотелось объяснить эти кажущиеся противоречия. И даже в молодые годы мне это в основном удавалось.

Наиболее ярким и бросающимся в глаза представляется противоречие между евангельскими родословиями Господа Иисуса Христа. Их два: одно у евангелиста Матфея (родословие по Матфею — Мф. 1, 1-17), другое у евангелиста Луки (родословие по Луке — Лк. 3, 23-38). Сличая эти родословия, мы находим два «непримиримых» противоречия: в первом Салафииль назван у Матфея сыном Иехонии, а у Луки — сыном Нирия (сравни Мф. 1, 12 и Лк. 3, 27); во втором — Иосиф Обручник у Матфея сын Иакова, а у Луки сын Илия (Мф. 1, 16 и Лк. 3, 23). Остальные различия между родословиями в противоречие друг с другом не вступают.

О времени, предшествовавшем жизни прав. Иосифа Обручника Библия ничего не говорит. Поэтому при разрешении второго противоречия (об отце Иосифа Обручника) мы вынуждены опираться только на предания, достоверность которых нечем подтвердить, да на собственные догадки. Не так обстоит дело с первым противоречием. Оно относится ко времени вавилонского плена, о котором говорят и исторические, и пророческие книги Библии. Значит, есть надежда при разрешении его опереться на библейские данные. Этим и займемся.

Ключом к разрешению первого противоречия (об отце Салафииля) служит загадочная фраза родословия по Матфею: «Иоаким роди Иехонию и братию его в преселение Вавилонское» (Мф 1, 11). В родословии по Матфею слово «братья» употреблено только дважды: в первый раз — о братьях Иуды (Мф. 1, 2) — родоначальниках 12-ти колен Израилевых; во второй раз — о братьях Иехонии, которые должны поэтому в истории народа играть роль сравнимую с ролью братьев Иуды. Загадочность же фразы о братьях Иехонии заключается в том, что нигде в Библии — кроме этого места! — о братьях Иехонии не говорится, хотя о самом Иехонии сказано достаточно.

Приступая к поиску братьев Иехонии, хочу сразу предупредить: их поиск преподнесет нам целый букет противоречий (я бы предпочел назвать их недоумениями) которые — все! — благополучно разрешатся, когда мы этих таинственных братьев найдем.

Иехония — потомок Давида. Естественно и братьев его искать среди потомков Давида. Они перечислены в списке, содержащемся в 3-й главе (с 1 по 24 стих) 1-й книги Паралипоменон. У этого списка очень интересная конструкция. Сначала (1-9) идет горизонтальный план — перечисляются дети Давида. Затем (10 — 14) — строго вертикальный (по одному в поколении) — цари от Соломона до Иосии. Другие же потомки Давида — не цари! — не названы. В следующем 15 стихе перечисляются сыновья Иосии: «первенец Иоахаз, второй Иоаким, третий Седекия, четвертый Селлум». С чем связано такое изменение характера списка? С тем, что изменился характер престолонаследия — наследует не сын отцу, а брат брату. По крайней мере три сына Иосии — Иоахаз, Иоаким, Седекия — были последовательно царями Иудейскими. Правда, между Иоакимом и Седекией вклинился внук Иосии — Иехония. Это отражено в 16-м стихе списка: «Сыновья Иоакима: Иехония, сын его; Седекия, сын его». Именно такова последовательность последних царей Иудеи: Иоахаз (срок царствования три месяца); Иоаким (11 лет); Иехония (три месяца; по другим данным три месяца и 10 дней — см. 2 Пар. 36, 9) и Седекия (11 лет — см. 4 Царств 23, 30 и 24).

Некоторые истолкователи Библии считают Седекию из 15-го стиха отличным от Седекии из 16-го стиха. Но с этим трудно согласиться. История знает одного царя Седекию — последнего царя Иудеи времени вавилонского плена. Книги Царств и Паралипоменон согласно говорят о том, что он преемник царя Иехонии, царствовал 11 лет и был отведен в плен в Вавилон. То же, что и в книгах Царств, говорит о Седекии пророк Иеремия (см. Иерем. 37,1 и 39, 1-7). Ясно, что речь идет об одном и том же человеке. Но в книгах Царств он назван дядей Иехонии (см. 4 Цар. 24, 17), а в Паралипоменон — братом его (см. 2 Пар. 36, 10). Думаю, что поэтому он и в списке потомков Давида назван дважды — в 15-м стихе как сын Иосии, а в 16-м — как преемник Иехонии. То есть, определяющим для автора книг Паралипоменон было не название родства, а определение прав на престол Давида.

Оставшаяся часть списка потомков Давида (стихи с 17-го по 24-й включительно) доставляет нам самое большое количество недоумений. В ней содержатся имена семи сыновей Иехонии и семи поколений его потомков, — всего 40 имен. А от Соломона до Иехонии — всего 20 имен. За что Иехонии такая честь? Чем заслужили его потомки такое подробное перечисление? Второе недоумение: когда Иехония успел родить семерых сыновей? Ведь он стал царем в 18 лет и царствовал 3 месяца. Затем был отведен в плен — он, мать его, жены его, евнухи его, сильные земли, семь тысяч войска, художники, строители — все отведены в плен (см. 4 Цар. 24, 15-16). Если бы у Иехонии в это время были дети, они тоже были бы перечислены среди пленников. Но их не видно. В плену же Иехония 37 лет провел «в доме темничном» (см. 4 Цар. 25, 27-30). После дома темничного он, хотя и пользовался относительным почетом, но сомнительно, чтобы ему было позволено иметь жен и рождать детей.

Несколько недоумений связано с именем Зоровавеля. В числе потомков Иехонии он назван сыном Федаии. Федаия в свою очередь — брат Салафиила. То есть Зоровавель здесь — племянник Салафиила. Но во всех других местах Библии, когда об этом заходит речь, Зоровавель назван сыном Салафиила (см. Мф. 1, 12; Лк. 3, 27; 1 Ездр. 3, 2; Агг. 1,1).

Далее: нам известны имена сыновей Зоровавеля — Иоаким (2 Ездр. 5, 5), Авиуд (Мф. 1, 13) и Рисай (Лк. 3, 27). И ни одного из них нет в списке потомков Иехонии, хотя в нем названы имена семи сыновей Зоровавеля. Нет в нем имен и дальнейших потомков Зоровавеля, указанных в Евангелиях от Матфея и Луки.

И наконец, самое главное недоумение. Известно, что канон ветхозаветных книг завершен при Ездре. Книги Паралипоменон включены в этот канон. И все их содержание вписывается во время, предшествовавшее жизни Ездры — все, кроме списка потомков Иехонии. Его последние представители должны были жить на два столетия позже Ездры, что вызывает сомнения в каноничности книг Паралипоменон (см. предисловие к книгам Паралипоменон в Толковой Библии Лопухина). Все эти недоумения и неувязки наталкивают нас на мысль, что у Иехонии не было ни детей, ни потомков, как сказал пророк Иеремия: «Так говорит Господь: запишите человека сего лишенным детей…» (Иер. 22, 30). Но кто же тогда его «потомки»? Это его современники, те, кого евангелист Матфей называет его братьями, то есть современные ему потомки Давида. Чтобы доказать это наше предположение, обратимся к пророчествам.

Царю Давиду Господь сказал: «Я восставлю после тебя Семя твое … утвержу престол царства Его на веки. Я буду Ему Отцом и Он будет Мне Сыном…И будет непоколебим дом твой и царство твое пред Лицем Моим, и престол твой устоит во веки»(2 Цар. 7, 11-16). Это пророчество в сознании людей совершенно справедливо сливается со всеми пророчествами о Мессии — Христе (начиная с первого обетования о том, что Семя Жены сотрет главу змия — см. Быт. 3, 15). Поэтому данное Богом Давиду обещание стало центром жизни еврейского народа. О Мессии говорили все пророки. Его ждали и с восторгом встретили современники Господа Иисуса Христа: «Благословен Грядый во имя Господне, благословенно грядущее царство во имя Господа отца нашего Давида; осанна в вышних» (Мк. 11, 9-10). И не только иудеи, но и самаряне: «Вем, яко Мессия приидет, глаголемый Христос; егда Той приидет, возвестит нам вся» (Ин. 4, 25). Даже сирофиникийцы: «Помилуй мя, Господи, Сыне Давидов, дщи моя зле беснуется». (Мф. 15, 22; см. также Мк. 7, 24-30). Ждали Сына Давидова и языческие мудрецы: «Где есть рождейся Царь Иудейский: видехом бо звезду Его на востоце и приидохом поклонитися Ему» (Мф. 2, 2). Понятно поэтому внимание, с которым евреи относились к своим царям. Понятен и размер катастрофы, постигшей еврейский народ, когда на Иехонии[2] прекратился род царя Соломона во исполнение слов Господа — «Я отторгну от тебя царство» — 3 Цар. 11, 11. Надо вспомнить историю слов: «Отторгну от тебя царство». Поначалу Соломону было дано Давидово обетование, но дано условно: «Если ты будешь ходить пред лицем Моим, как ходил отец твой Давид… то Я поставлю царский престол твой над Израилем вовек…» (3 Цар. 9, 4-5) Но Соломон — особенно под конец жизни — это условие не выполнил, за что и услышал от Бога: «За то, что… ты не сохранил завета Моего… Я отторгну от тебя царство». Правда, Бог оставил Соломону некоторую надежду на исполнение прежнего обетования — Он сохранил власть потомков Соломона над малой частью народа (см. 3 Цар. 11, 12-13) — но тоже условно (о чем говорит в своей молитве к Богу сам Соломон — см. 3 Цар. 8, 25). Но потомки Соломона — исключения редки! — путями Давида не ходили, что и привело народ к вавилонскому плену, а царей его к полному осуществлению слов: «Отторгну от тебя царство»

В это страшное время гнева Божия великий патриот еврейского народа пророк Иеремия получил от Бога подтверждение обетования, данного Давиду: «Вот наступают дни, говорит Господь, и восставлю Давиду Отрасль праведную, и воцарится Царь, и будет поступать мудро, и будет производить суд и правду на земле…и вот имя Его, которым будут называть Его: Господь, оправдание наше!» (Иер. 23, 5-6). Для нас, христиан, в этом пророчестве особенно важны слова: «Господь, оправдание наше» — перекликающиеся с благовестием ангельским: «Той бо спасет люди Своя от грех их» (Мф. 1, 21). Для растерянных же иудеев, угнанных в вавилонский плен, в это время были важнее слова: «Восставлю Давиду Отрасль праведную, и воцарится Царь». Через какого же потомка Давида произойдет восстановление его престола? Это неизвестно. Поэтому возникла нужда перечислить всех имеющихся в наличии потомков царя Давида. Это перечисление и сделано в конце списка его потомков. Так что те 40 человек, которые в книге Паралипоменон именуются потомками Иехонии, на самом деле являются его современниками. И именно их евангелист Матфей именует братьями Иехонии. При этом предположении как весенний снег тают все недоумения и противоречия, перечисленные выше. Список потомков Иехонии не выпирает на два столетия из эпохи Ездры, а покорно укладывается в семидесятилетие вавилонского плена. Потомков Зоровавеля в списке нет и не может быть, так как и сам Зоровавель родился в вавилонском плену. И Федаия вклинился между Салафиилем и Зоровавелем, видимо, потому что по неизвестным нам правилам престолонаследия имел права на престол Давида меньшие, чем у Салафииля, но большие, чем у Зоровавеля. И наконец главное — мы знаем, почему Салафииль сын Нириев назван в родословии по Матфею сыном Иехонии. И еще — такой подробный список мог быть составлен никак не позже вавилонского плена, так как вскоре после него Господь через пророка Аггея указал человека, унаследовавшего Давидово обетование. Чтобы понять пророчество Аггея, мы должны прежде привести пророчество Иеремии об Иехонии: «Живу Я, сказал Господь, если бы Иехония, сын Иоакима, царь Иудейский, был перстнем на правой руке Моей, то и отсюда Я сорву тебя…и выброшу тебя и твою мать, которая родила тебя, в чужую страну, где вы не родились, и там умрете» (Иер. 22, 24-26). А вот что Господь говорит Аггею: «Скажи Зоровавелю, правителю Иудеи: потрясу Я небо и землю; и ниспровергну престолы царств и истреблю силу царств языческих, опрокину колесницы и седящих на них, и низринуты будут кони и всадники их, один мечом другого. В тот день, говорит Господь Саваоф, Я возьму тебя, Зоровавель, сын Салафиилев, раб Мой, говорит Господь, и буду держать тебя как печать, ибо Я избрал тебя, говорит Господь Саваоф» (Агг. 2, 21-23). Картина бедствий, указанных в пророчестве, соответствует времени перед вторым Христовым пришествием. Ясно, что избрание Зоровавеля, который (в основном) известен как предок Спасителя, соответствует избранию Авраама и Давида. Так что мы можем смело к наименованию Господа сыном Давида, сыном Авраама (Мф. 1,1) прибавить слова: «Сын Зоровавеля». И в перечислении «потомков Иехонии» (1 Пар. 3, 17-24) не было бы нужды. Значит, список составлен раньше (и все, в нем указанные жили раньше) пророчества Аггея о Зоровавеле.

Благополучное разрешение первого противоречия между родословиями по Матфею и Луке дает нам убеждение, что и второе противоречие — об отце Иосифа Обручника, не может быть неразрешимым. Правда, мы не знаем — да по недостатку достоверных сведений никогда и не узнаем — в чем причина этого противоречия. Существует не менее трех способов его объяснения — использование закона ужичества, приведенное в Церковной истории Евсевия Памфила; предположение о том, что у Матфея дано родословие Иосифа Обручника, а у Луки — родословие Девы Марии Богородицы и — предположение аналогичное тому, которое мы нашли при объяснении первого противоречия: имеющий наибольшие права на престол Давида потомок Авиуда Иаков умер бездетным и его права перешли к Иосифу Обручнику или непосредственно к Деве Марии.

Как бы там ни было, можно считать доказанным, что между родословиями по Матфею и Луке непримиримых противоречий нет.

[1] Первую книгу Библии от последней отделяет более полутора тысячелетий.

[2] А также на Седекии: «И сыновей Седекии закололи пред глазами его; а самому Седекии ослепили глаза, и сковали его оковами, и отвели его в Вавилон» (4 Цар. 25, 7).

Прот. Владимир Правдолюбов.

В книге священника Иоанна Добролюбова «Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии» последним настоятелем Никольской церкви г. Касимова значится «Иоанн Васильевич Мирославлев сост. с 29 авг. 1885г.»(т. 4, стр. 34). В ней же указано, что он, «с 15 окт. 1870г. по 29 авг. 1885г.» был священником Казанской церкви Казанского монастыря г. Касимова (стр.74). На кресте, стоящем на могиле о. Иоанна в ограде Никольской церкви стоит дата его кончины – 1919 год. Так что священником он был порядка 49 лет, из них 34 года настоятелем Никольского храма. Как говорили мои старшие, в Никольский храм он пришел, обменявшись – с согласия священноначалия – местами с о. Василием Рубиным, что подтверждается данными книги о. Иоанна Добролюбова. Матушку о. Иоанна звали Мария. Сын его – Николай Иванович – был протодиаконом в Муроме, но доживал свой век в Касимове. Меня он безуспешно обучал ужению рыбы. Его сестра, Калерия Ивановна, долгие годы – при оо. Борисе Скворцове и Михаиле Введенском – была старостой Никольской церкви. За своеобразный покрой ее головного убора рязанские насмешники прозвали ее касимовским митрополитом. Ее властность соответствовала этому прозвищу. Потомки о. Иоанна приезжают на могилы предков каждый год. Хотя все последующие настоятели храма мне лично известны, я не могу дать точные даты их настоятельства. Искать точные данные не могу по старости. За все, что пишу дальше, особой ответственности на себя не беру.

Преемником о. Иоанна был – после рукоположения, конечно, – его бывший диакон и по совместительству письмоводитель протопопа о. Леонида Сапфирова Григорий Отрадин (в 30-е годы и до конца жизни – протоиерей). Думаю, что он служил с 1919 года до коллективизации, во время которой он, как и многие другие священники города, был арестован и, видимо, приговорен к ссылке. Но после статьи Сталина «Головокружение от успехов» его, как и всех остальных, отпустили без суда и следствия. Когда я его навещал в конце его жизни, он каждый раз цитировал мне изречение со стен тюрьмы: «Тот, кто не был – тот побудет, а кто был – тот не забудет. Входи – не грусти, и выходи – не радуйся, ибо (это ибо он всегда выделял) – не в последний раз!» Но для него этот арест был последним, так как он после освобождения ушел за штат. За это его осуждали – особенно миряне, – считая его «отрёшником». Но он от Бога не отрекался, ходил в храм и даже участвовал в пении. Старшие говорили о замечательном трио: первый тенор – мой дед со стороны матери прот.Димитрий Федотьев; второй тенор – замечательный певец и регент прот.Михаил Сперанский; бас – прот.Григорий Отрадин. Дедушка и о.Михаил служили в кладбищенской церкви, а по ее закрытии – как я думал! – оба перешли в Благовещенскую церковь. Однако оказалось немного не так, о чем речь впереди. Когда наступило потепление (с 1943 года), отец Григорий стал служить и при протоиереях Федоре Дмитреве, Борисе Скворцове и  Михаиле Введенском был третьим священником до ухода за штат по болезни. В его домике (на ул.Дзержинского,) живут его потомки. Скончался 30 декабря 1962г. Матушку звали Матрона.

О том, кто был следующим настоятелем, я узнал недавно и неожиданным способом. Я слышал, что Никольская церковь подвергалась ограблению, и ее главный престол при этом был сдвинут с места, и поэтому потребовалось его вновь освятить. Но кто его освящал, и когда это было, я не знал. И вот по благословению Владыки (кажется, Павла) мой сын и преемник по настоятельству прот.Михаил наводил порядок под престолом Никольского алтаря. Он обнаружил под престолом крест с надписью о освящении. Оказалось, что это было в 1933 году, освящал престол прот.Анатолий – священномученик, а в числе сослужащих ему был настоятель храма прот.Димитрий Федотьев. Значит, до Благовещенской церкви отец Димитрий успел послужить и в Никольской. Но недолго, потому что первым настоятелем Никольской церкви, которого я помню, был митрофорный протоиерей Сергий Рождествин. Имя его матушки – Серафима. Вторым священником у него был после закрытия Троицкой церкви ее священник протоиерей Иаков Цветков. Отец Сергий вскоре скончался, и о.Иаков остался один – следовательно, настоятелем! – до 1940 года, т.е., до закрытия храма. А отец Димитрий перешел в Благовещенскую церковь. Это, наверное, произошло тогда, когда ее настоятель архимандрит Георгий (Садковский) был вызван в Москву для совершения над ним архиерейской хиротонии. В дальнейшем епископ Георгий провел в ссылке в жутких условиях порядка 18-ти лет и после краткого пребывания на кафедрах  в Великих Луках и во Пскове был вынужден отправиться на покой в Псково-Печерский монастырь, где скончался и был погребен в Богом зданных пещерах. К 1940-му году прот.Димитрий по старости ушел за штат – и в Благовещенской церкви остался один отец Михаил Сперанский. К 1940-му году в Касимове остался и еще один действующий храм – Ильинский. В нем служил иерей Сергий Скачков. В конце 1940-го или в начале 1941-го года все три настоятеля: прот. Иаков из Никольского храма, прот.Михаил Сперанский из Благовещенского храма и иер.Сергий Скачков из Ильинского храма за неуплату налогов были осуждены на год тюрьмы. С их арестом в Касимове не осталось ни одного действующего храма. А неуплата налогов (по крайней мере в нашем Никольском храме – я тому свидетель) была такой. Выходит батюшка на амвон и говорит: «Православные! Мне прислали налог, который я не могу заплатить. Помогите, кто чем может.» И по храму идут три человека с решетами, обшитыми темной материей. В них кидают деньги. У ящика эти деньги считают и несут с извещением – платить. Недели через две история повторяется. Новое налоговое извещение, новый сбор денег, новая уплата. И когда батюшку посадили за неуплату налога, народ недоумевал – как же так? Только что заплатили очередной налог! Но протестовать было безполезно и даже смертельно опасно. Год прошел, но наших батюшек не выпустили, а этапом погнали в Чкаловскую (Оренбургскую) область и там уже выпустили. Когда собирали этап, о.Иаков, у которого болели ноги, сказал: стреляйте меня здесь – я идти не могу. Его вернули в камеру. А отцы Михаил и Сергий написали с воли по письму и – больше ни от них, ни о них никаких сведений не поступало. Верю, что оба – священномученики. Отца Иакова через некоторое время выпустили; он узкоколейкой доехал до Тумы, а от Тумы – от деревни к деревне – месяц добирался до дома пешком.

В годы войны в нашем городе была по инициативе властей открыта Никольская церковь – и до 1990-го года она была единственной действующей церковью города. Дело в том, что после закрытия церкви в 1941 году у старосты – Анастасии Авдеевны Вереиной – власти (исполком) требовали сдать церковное имущество, т.е., отдать властям ключи от церкви. (Ведь формально она не была закрыта, только священник арестован, а церковная община не ликвидирована.) Грозили арестом, расстрелом. Но она ключи властям так и не отдала. Вместе с другими членами общины ездила с салазками по дворам, выпрашивая дровец для храма. Зимой его слегка подтапливали, чтобы не испортились иконы. И вот в феврале 1943 года ее вызывают в исполком. Она решила, что настало время исполнения угроз. Поплакала, помолилась, простилась с родными – и пошла. Но там говорила смело и задорно: «Вызывали? – Вызывали. – Зачем понадобилась? – Церковь открывать хотите? – А можно? – Можно. Ищите попа, регистрируйте у нас – и служите.» Она к отцу Иакову: «Нам церковь открывают, пойдете служить? – Не могу, ноги болят.» Она к моему отцу – прот.Сергию (ныне исповедник). Он только что вернулся из тюрьмы. «О.Сергий, пойдемте к нам служить. – Я бы с радостью, да мне даже обуть нечего.» Дальнейшее знаю со слов Александры Александровны, дочери старосты. «Мама прибегает домой, хватает мои серые валенки. Я говорю – куда? А она: молчи, молчи, они о.Сергию нужны.» Так, в серых валенках своей дочери, Анастасия Авдеевна повела о. Сергия в исполком. Был отслужен водосвятный молебен пред Казанской иконой Божией Матери – и вечером чтение Великого канона Андрея Критского, так как это был вторник первой седмицы Великого поста. Настоятелем храма был родной дядя о.Сергия – прот.Феодор Андреевич Дмитрев. Вторым был о.Сергий, третьим о.Иаков. Он побоялся служить один, а в многоштатном причте служить согласился. Через 9 месяцев – 19 декабря 1943 года, т.е., в день памяти святителя и чудотворца Николая – о.Сергий был мобилизован на трудовой фронт, а на его место (точнее, на освободившееся третье) пришел служить прот.Григорий Отрадин. Но в начале 1944 года храм снова – правда, ненадолго – был закрыт. Закрыт не советской властью, а архиепископом Рязанским и Шацким Алексием. Произошло это так: прочитав в газете сообщение о интронизации патриарха Сергия, прот.Феодор написал ему письмо с сообщением об открытии прихода в Касимове, упомянул, что поминаем как прежде Блаженнейшего Сергия и Архиепископа Иувеналия; просил принять приход под свой Первосвятительский омофор, сообщить формулу поминовения иерархов, а также, есть ли в Рязани архиерей. Ответ – очень благожелательный – последовал незамедлительно, и в нем было сообщено, что в Рязани есть архиерей, епископ (или архиепископ – не помню!) Алексий – и по всем вопросам церковной жизни следует обращаться к нему. Вскоре после этого из Рязани пришел указ о увольнении за штат всех трех священников Никольской церкви. Служба прекратилась. Но вскоре был назначен новый священник – иерей Михаил Игумнов. До назначения он, чтобы пропитаться, работал дворником в Индустриальном техникуме. Батюшка был с большими странностями, но поведения безупречного. Изменения коснулись и Рязани. Настоятелем в Касимов вскоре был назначен настоятель Скорбященской церкви прот.Борис Скворцов. Церковь эта была в Рязани единственной действующей и потому имела значение Кафедрального собора. Так что для о.Бориса назначение в Касимов было серьезным понижением статуса. Из этого времени вспоминается забавный эпизод. Отец Михаил служил в алтаре святителя Димитрия Ростовского раннюю литургию. Справа стояли заштатные священники. Слева у жертвенника вынимал просфоры отец Борис. Прочитали Апостол. О.Михаил встал с седалища, подошел к передней стороне престола, стал лицом к горнему месту – и молчит! Служба остановилась. О.Борис от жертвенника шопотом подсказывает: «Мир ти!» (Нужно благословить чтеца, сказать ему: «Мир ти!», он ответит: «И духови твоему. Аллилуия,» — и служба пойдет дальше.) О.Михаил продолжает стоять. О.Борис сделал шаг от жертвенника и уже громче подсказал: «Мир ти!» О.Михаил встрепенулся и тоненьким голоском (у него был высокий тенор) ответил о.Борису: «И духови твоему». Здесь, не говоря об остальных, даже суровый о.Феодор не выдержал и улыбнулся. В Касимове о.Михаил служил недолго – его перевели в село. Если не ошибаюсь – в Борки, что недалеко от Ерахтура. Больше о нем ничего не знаю.

Владыка Алексий довольно скоро был куда-то переведен. На Рязанскую кафедру был назначен владыка Димитрий (Градусов). Вскоре после вступления на кафедру он служил в Никольском храме Касимова литургию, в которой участвовали все заштатные священники города и района. Священников было 12 человек. На приеме после службы Владыка предложил написать приветственное письмо Патриарху (наверное, уже Алексию I-му). Все участники службы должны были под этим письмом поставить свои подписи. Кроме того, он предложил направить Патриарху ходатайство о изменении титула рязанских архипастырей: вместо Рязанского и Шацкого иерарх должен был именоваться Рязанским и Касимовским. Это письмо было подписано всеми присутствующими с еще большим энтузиазмом. Некоторое время спустя компетентные рязанцы по секрету рассказали о том, зачем все это было сделано. Оказывается, владыка Алексий сообщил в Патриархию о существовании в Касимове раскола, названного им иувенальевским, и поэтому были уволены священники. Вместо того, чтобы отменить решение предшественника, владыка Димитрий совместным богослужением попросту присоединил «раскольников» к Православной Церкви. Конечно, сами уволенные священники и не подозревали, что их считают раскольниками. Видимо, после этого события отец Михаил Игумнов был переведен, а на его место назначены протоиереи Иаков Цветков и Григорий Отрадин. Отец Феодор Дмитрев был назначен во вновь открытую церковь на его родине – в Сынтуле, где и служил до своей кончины. Он скончался 1 февраля 1956 года в день своего восьмидесятилетия. Имя его матушки – Лидия.

Некоторое время спустя (в январе 1946 года) прот.Борис Скворцов был возвращен в Скорбященскую церковь г.Рязани. Ему было поручено хлопотать об открытии Борисоглебского собора, где он когда-то начинал служить священником. После открытия собора он был его безсменным настоятелем до 21 февраля 1965 года, когда в этом же соборе сонмом иерархов во главе с его бывшим алтарником митрополитом Никодимом (Ротовым) был рукоположен во епископа. Скончался скоропостижно 11 августа 1972 года.

После небольшого перерыва новым настоятелем нашей церкви стал московский протоиерей Михаил Введенский. Ему после ссылки было запрещено пребывание в Москве и ее окрестностях. Он был магистрантом (то есть, кандидатом богословия, которому рекомендовано работать над магистерской диссертацией) Московской Духовной Академии. Был замечательным проповедником, но с одной досадной особенностью. Он проповедовал лишь тогда, когда люди после литургии подходили ко кресту. Можно предположить, что он 1) не хотел привлекать опасного внимания властей к своей проповеди или 2) жалел молящихся. Тогда в храм ходило много народу, по стенам храма текла вода, и было очень трудно простоять службу. В 1955 году – после реабилитации – о.Михаил вернулся в Москву и был назначен настоятелем Никольской единоверческой церкви на Рогожском кладбище. Скончался 14 марта 1971 года.

Зимой 1955-56 года настоятелем был протоиерей Симеон Наумов. Его краткое настоятельство было омрачено постоянными препирательствами с диаконом Димитрием Лаевским. Сошлись западный белорус (о.Симеон) с западным украинцем (о.диакон). Сведения о их спорах о.Симеон с амвона сообщал прихожанам, что рождало в приходе большую смуту. Весной 1956 года в наш храм был назначен новый настоятель архимандрит Иннокентий (Измер) – тоже белорус. В царской России обучался (не знаю, кончил или нет) на медицинском факультете Варшавского университета – и многих касимовских прихожан успешно лечил. Около тринадцати лет провел в ссылках, был лекпомом (лекарским помощником), что помогло ему выжить. «Скольких архиереев и священников я похоронил своими руками!» — говаривал он. Обычной темой его проповеди было: «В последние 30-40 лет в нашей стране распространилось нечестие: дети не почитают родителей, мужья бросают жен… и т.д.» Скончался он внезапно 28 сентября 1961 года. В день погребения была пасмурная погода, но когда гроб опускали в могилу, и о.Виктор Шиповальников, по благословению возглавивший отпевание, запел: «Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало…», вдруг засияло солнце. На всех это произвело сильное впечатление.

После кончины о.Иннокентия настоятелем стал второй священник – митрофорный протоиерей Василий Романов. Если не ошибаюсь, в 1965 году на память трех святителей мы праздновали его 85летие. Через год он ушел за штат – и в феврале 1966 года мы уже встречали нового настоятеля – протоиерея (тогда!) Иоанна Крестьянкина. Он боялся больших нагрузок в Касимове, но когда узнал, что в случае его отказа штат закроется и я останусь в Касимове единственным священником – согласился с назначением. Прот. Иоанн Крестьянкин прослужил в Касимове всего один год, с 15 февраля 1966 года по 15 февраля 1967 года. Но за это время он сумел приобрести много духовных детей. Прежде властвовавшая над духовенством староста при нем стала кроткой овечкой, благоговеющей пред его святостью. Благодаря этому денежные потоки, направлявшиеся в карманы членов горисполкома и еще неизвестно куда, стали в значительной мере направляться на пользу храму, и отец Иоанн, подключив к делу своих московских, касимовских и иных духовных детей, за этот год обновил храм и внутри, и снаружи, а также обновил облачения алтарей и священнослужителей. При нем стало возможно соблюдать праздничные цвета облачений: богородичных, святительских и т.д. В конце мая с ним случился сердечный приступ, после которого он пролежал месяц в Касимове и затем на месяц уехал в Сухуми, где старцем Серафимом (Романцовым), бывшим духовником Глинской пустыни, был совершен его тайный постриг в монашество. После этого о.Иоанн несколько раз ездил в Патриархию, хлопоча о разрешении уйти в Псково-Печерский монастырь. Так что летом 1966 года пришлось привлекать к службам и требам заштатного о.Василия Романова. После ухода о.Иоанна в монастырь, касимовцы часто стали приезжать к нему, так что монахи спрашивали – что это за Касимов, все время из него кто-то здесь присутствует.

После о.Иоанна настоятелем храма пришлось стать мне. И только в марте 2004 года меня сменил мой сын – прот.Михаил Правдолюбов. Он был настоятелем до своей кончины, последовавшей 9 мая 2014 года.

С этого времени обязанности настоятеля Никольского храма города Касимова возложил на себя Дионисий, Епископ Касимовский и Сасовский.

Г. Касимов, сентябрь 2014г.

Прот. Владимир Правдолюбов.

Никольская церковь г.Касимова была открыта в начале марта 1943 года – на 1й неделе Великого Поста. В это время в Касимове и районе действующих церквей не было, да и во всей Рязанской области, кажется, было только два действующих храма – Скорбященский кладбищенский в Рязани и где-то на юге области (кажется, в Зимарове). Понятно, что церковная жизнь была очень интенсивной – в воскресные и праздничные дни храм «плакал», т.е. по стенам текли потоки конденсата, а в воздухе иногда стоял туман. Чтобы перекреститься, надо было с усилием поднять руку – так тесно стояли друг ко другу молящиеся. Положение осложнялось затемнениями: на всех окнах висели одеяла и другие вещи, не допускавшие, чтобы хоть лучик света был виден снаружи. В городе окна по вечерам светились вовсю – немцев от Москвы отогнали достаточно далеко – но в храме режим затемнения соблюдался со всей строгостью – ведь протоиерей Сергий только что вернулся из тюрьмы, где пробыл 6 месяцев якобы за нарушение этого режима. В моей памяти навсегда осталась картина пасхальной ночи 1943 года. Храм был переполнен, окна плотно зашторены – и среди службы моей сестре Софии стало плохо – она потеряла сознание. Вернуть его удалось – уже вне храма, на квартире у деда о.Димитрия – с большим трудом. Мы вытащили ее из церкви буквально по головам. И когда вышли на площадь (на ней не было теперешних трехэтажных домов, и она сливалась с улицей), увидели, что вся площадь заполнена народом; люди держат в руках зажженные свечи и тихонько, медленно поют: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Пропоют, чуть помолчат – и запевают снова. Пели тихо, но из-за множества людей тихое пение было очень мощным и производило неизгладимое впечатление.

Перед Вел.Постом 1944 года рязанский владыка Алексий за что-то прогневался на наших священников и уволил их за штат. Недели две службы не было. Потом был назначен новый священник – о. Михаил Игумнов. Вскоре к нему присоединился тоже впавший в немилость настоятель Скорбященской церкви прот.Борис Скворцов, ставший таким образом настоятелем у нас. В храм ходили все уцелевшие священники, но служить и совершать требы им не разрешалось, так что двоим – о.Борису и о.Михаилу дел было по горло. Но вскоре в Касимов приехал новый рязанский архиерей Димитрий (Градусов) и разрешил всем желающим сослужить ему. В службе участвовали 12 священников. Стали открываться храмы – и постепенно всех наших заштатных батюшек определили по местам.

Конечно, наш приход участвовал в сборе средств на танковую колонну имени Димитрия Донского и на другие военные нужды.

Помню службу 9го мая 1945 года – в день Победы, день радости и скорби. Радость непомерная – война закончилась. И скорбь великая – ведь не было семьи, где бы не оплакивали убитых на фронте. Очень трогательно окончилась служба. Обычно произносились три многолетия: 1. Иерархам  2. Властям и воинству  3. Всем православным. Отец Борис после литургии произнес два многолетия, а перед третьим ему вынесли на амвон кадило, и он провозгласил вечную память «всем православным вождем и воином, на поле брани убиенным». Были общие слезы, но если правильно помню – тихие.

И только после этого прозвучало третье многолетие. Этот порядок вошел в традицию и соблюдался каждую годовщину Победы много-много лет подряд.

Г.Касимов, 25 сентября 2014 года.

В Журнале Московской Патриархии опубликована статья г. Селезнева «Исследуйте Писания» (ЖМП, февраль 2014, стр.70-76). Основная мысль статьи (которую я по долгу православного христианина надеюсь оспорить – показать ее неправоту, хотя для верующего сознания её заблуждения очевидны) выражена такими словами: «Богодухновенность никоим образом не подразумевает безошибочности Библии в исторических, геологических и других вопросах» (стр.74).

«Ошибочность» Библии автор стремится обосновать своими сомнениями в историчности библейского повествования о Всемирном Потопе. Ответ на эти сомнения – в моей статье «Атеизм в ЖМП». (Мои ответы на вопрошания г. Селезнева не обладают точностью – они носят предположительный характер, как, впрочем, и всё, что говорится о событиях, которые мы непосредственно наблюдать и исследовать не можем.)

Вскользь в статье говорится о несовместимости библейского повествования о творении мира и так называемой научной космогонии. Об этой несовместимости и пойдёт далее речь. Уверенный в безошибочности науки автор статьи в ЖМП считает библейский рассказ аллегорией, художественным образом – чем угодно, только не объективной истиной.

Библейская и «научная» космогонии действительно несовместимы. Библия – откровение Божие – и потому непогрешима. Нужно только следить за тем, чтобы правильно понять её, в чём опорой является голос Церкви. «Научная» же космогония (как, впрочем, и вся наука) держится на трёх китах: наблюдении, эксперименте и найденных с их помощью закономерностях. Всему этому Бог недоступен. Без Его воли о Нём не узнаешь. Правда, результаты Его деятельности вдумчивому взору видны (см. Рим.1, 18-20), но можно их и не увидеть (Рим. 1,22), особенно, если не хочешь видеть.[1] Характерной особенностью науки является экстраполяция. Она состоит в том, что сведения, полученные «здесь и сейчас», переносятся как угодно далеко во времени и в пространстве. На примере пространственной экстраполяции (см. ниже) я хочу показать ненадёжность экстраполяции вообще и особенно временнОй. Это важно потому, что именно во временнОй экстраполяции содержатся основные противоречия между Библией и наукой. Библия утверждает, что все, что существует (кроме, конечно, Бога), когда-то не существовало, то есть имеет начало своего бытия. После шести творческих этапов (дней творения) мир принял вид, существующий в настоящее время в автоматическом, так сказать, режиме (как хорошо отлаженные и заведённые часы), так как Бог «почил от всех дел Своих» (Быт.2,2) и будет почивать до восьмого дня, про который Он сказал: «Се, творю все новое» (Откр.21,5).

В Свой седьмой день – день покоя – Бог не перестаёт действовать, но эти действия, как правило, вписываются в законы созданного Им мира, что даёт возможность человечеству постигать эти законы, то есть (в частности) заниматься научной деятельностью. «Научная» же космогония распространяет познанные наукой законы природы в бесконечное прошлое и в бесконечное будущее. Правда, наука не обещает вечного существования живым организмам. И здесь ещё одно противоречие между Библией и наукой (скажем сразу – противоречие, уже преодоленное). Библия говорит, что мир создан «из воды и водою» (2Петр.3,5), то есть никоим образом не раскалён. Научная же космогония говорит то о раскалённом облаке, из которого вращением создаются солнечная и звёздные системы (Кант-Лаплас), то о Большом взрыве – в обоих случаях говорится о раскалённости вначале и постепенном охлаждении Вселенной. При продлении процесса охлаждения мир ждёт так называемая «тепловая смерть», то есть выравнивание температур и установление в мире единой – достаточно низкой! – температуры. При этом на каких-то этапах постепенно должно уничтожиться всё живое. В противность этому Библия утверждает, что в конце современного бытия мира «стихии… разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят» (2Петр.3,10). «Воспламененные небеса разрушатся и разгоревшиеся стихии растают» (2Петр.3,12). Это предсказал галилейский рыбак апостол Петр в середине I-го века нашей эры. Над его «невежеством» можно было посмеяться вплоть до начала ХХ-го века. Мир ждет смерть от холода – и никаких возражений! Двадцатый же век открыл атомную энергию, т.е. показал, что при ядерных реакциях, о которых наука ничего не знала до наших дней, может выделяться огромное количество тепловой энергии. От чего разгоревшиеся стихии растают – от ядерных реакций, или от чего-то другого, ещё неизвестного науке, – мы не знаем. Но смеяться над словами святого апостола становится уже страшно – предсказанный им конец мира вполне реален и – безотносительно к Богодухновенности Библии – наиболее вероятен. Впрочем, апостол (как и вся Библия) утешает нас: «Мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (2Петр. 3,13). Помните? – «Се, творю все новое!» (Откр. 21,5). Это – о том же времени. Человечество, которому Бог вручил сотворенный Им мир, — погубит его, а Всемогущий и Всемилостивый Бог и мир преобразует, уничтожив накопившуюся в нём скверну, и человечество воскресит для жизни на новом небе и новой земле.

Мы с вами увидели частный пример правоты Библии и ошибочности временнОй экстраполяции. Теперь нам предстоит порассуждать об экстраполяции вообще как научном методе и попытаться понять, в каких пределах этот метод работает.

Древняя Греция утвердила авторитет экстраполяции как метода так называемых точных наук. На основе минимального набора положений, принимаемых без доказательства (аксиом и постулатов), Эвклид построил геометрию, в которой все остальные положения при помощи логики доказываются. Такие положения называются теоремами. Таким образом, многочисленные разрозненные факты геометрии сложились в стройную систему. И каждый факт её оказывался справедливым и практически действующим по всей земле – и на родине «египетского треугольника» (со сторонами 3, 4, 5), и в Греции, и в Средней Азии, и в Европе. Астрономия, расширив геометрические построения на Солнечную систему, также показала, что геометрия Эвклида соблюдается и вне Земли. И более двух тысячелетий со времени Эвклида никто и нигде не встретил ни малейшего противоречия между реальным миром и его геометрией. Значит, и бесконечный мир – даже там, где мы ничего наблюдать не можем, – весь  устроен по Эвклиду. Эвклид повсюду и всегда! Это ли не торжество экстраполяции?

При развитии астрономии появились законы движения небесных тел Солнечной системы (планет и их спутников), сформулированные Кеплером и обобщённые в законе всемирного тяготения Ньютоном. Оказалось, что Солнечная система работает точнее любых часов (одна из целей её создания как раз была «для знамений и времен, и дней, и годов» (Быт.1,14)). Это позволило, в частности, с большой точностью предсказывать солнечные и лунные затмения. Ещё один (но не единственный) триумф экстраполяции.

И, наверное, самым ярким её триумфом явилось открытие планеты Солнечной системы – Нептуна – по отклонениям от нормы в орбите более близкой к Солнцу планеты Урана – открытие, совершённое Леверье за письменным столом, – «на кончике пера»! Этот факт отметил В.И.Ленин в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм» как доказательство мощи и непогрешимости науки.

И только Лобачевский (и одновременно с ним Гаусс и Больяи) впервые позволил себе усомниться в точности  геометрии Эвклида. Пытаясь «методом от противного» доказать как теорему пятый постулат Эвклида, Лобачевский создал собственную геометрию (точнее, геометрии). Геометрия Лобачевского не менее строга, непротиворечива и красива, чем геометрия Эвклида. Но реальный мир устроен всё-таки не по Лобачевскому, а по Эвклиду. А, может быть, всё-таки по Лобачевскому? Чтобы проверить это, Лобачевский использовал одну простенькую теорему: сумма углов любого треугольника равна 180°. Это в геометрии Эвклида. А в геометрии Лобачевского сумма углов треугольника меньше 180°. Причём, этот ущерб тем больше, чем длиннее стороны треугольника. Лобачевский стал строить громадные треугольники на астрономических объектах, но дефекта суммы углов треугольника так и не обнаружил. Итак, по Эвклиду сумма углов треугольника — 180°. По Лобачевскому – меньше 180°. А нет ли геометрии, где сумма углов больше 180°? Такую геометрию создал Риман, и по его имени она именуется римановой. Именно эта геометрия послужила поводом к ограничению пространственной экстраполяции геометрии Эвклида. Это случилось таким образом. Наблюдения за движением спутников Юпитера (в подробности не вхожу) показали, что свет распространяется не мгновенно (как думали раньше), но с конечной, хотя и огромной, скоростью. Она равна 300 000 километров в секунду. При дальнейшем изучении этого вопроса учёные поняли, что это – максимальная возможная в мире скорость и что поэтому закон сложения скоростей по Эвклиду-Ньютону (он не полагает ограничения скорости) оказывается неверным. Дальше – больше. Появилась теория относительности Эйнштейна (специальная), которая учитывает положение, что скорость света конечна и максимальна. Математическое обоснование теории относительности дала геометрия Римана, заместив таким образом неточную геометрию Эвклида. Причём в земных условиях, где скорости даже близко не подходят к скорости света, Эвклид по-прежнему работает. Т.е., в земных условиях он приближен к реальной геометрии. И только при космических скоростях, сравнимых со скоростью света, приходится вместо Эвклида применять Эйнштейна. Но если взять к рассмотрению геометрию мира в целом, т.е., экстраполировать Эйнштейна, как прежде на всю вселенную был экстраполирован Эвклид, мы увидим громадное различие между ними. Если по эвклидовской прямой двигаться непрерывно, мы будем отходить от исходной точки всё дальше. Если же устроить (умозрительно, конечно) такое движение по прямой Эйнштейна, то, двигаясь достаточно долго, мы попадем в ту же точку, но с обратной стороны.[2] То есть, в отличие от открытых пространств Эвклида и  Лобачевского, пространство Римана-Эйнштейна является замкнутым.

Но какой же всё-таки считать реальную геометрию – замкнутой или открытой? Поскольку реальная геометрия мира не является геометрией Лобачевского, а Эвклид точен только приблизительно, то остаётся геометрия Римана-Эйнштейна, т.е., замкнутая. Но кто может поручиться за её точность? Если уж Евклид, царствовавший как абсолютная точность, оказался неточным, кто поручится за точность Эйнштейна? Кто поручится, что вслед за каким-то новым открытием не появится новая геометрия мира? То есть, мы столкнулись – в пределах науки! – с вопросом, на который наука никогда не сможет ответить. Этот вопрос можно сформулировать так: какова реальная геометрия мира в целом. То есть, научная схема Эвклида-Ньютона, тысячелетиями пользовавшаяся авторитетом абсолютной истины, этой абсолютностью не обладает и верна лишь приблизительно. Она есть только рабочий инструмент (лекало), работающий в тех только пределах, в которых не встречает противоречащих фактов. Вот пределы экстраполяции!

Но, может быть, всё-таки мир устроен точно по Эйнштейну? Уже есть причины в этом сомневаться. В науке уже назревает потребность в новой – третьей по счёту – схеме мироустройства. И это связано со скоростью света. По Эвклиду свет распространяется мгновенно. На тезисе, что скорость света максимальна, конечна (300 000 км/с) и постоянна во всей Вселенной, построена теория относительности и все астрономические расчёты времён и расстояний. И вот появляются сведения о сверхсветовых скоростях и новая теория (В.С. Троицкий), предполагающая уменьшение скорости света с течением времени.[3] Подобные взгляды высказывают и австралийские ученые.[4] Так в науке прорисовывается новая – уже третья! – общая картина мира. Мир устроен сложнее, чем по Эйнштейну, не говоря уж о Эвклиде. Его многообразие делает особенно шаткими экстраполяции, которыми оперирует научная космогония. И с этих неустойчивых позиций некоторые дерзают критиковать Библию.

Яркий пример ненадёжности экстраполяции дают нам две науки: экстраполирующая в ближайшее прошлое криминалистика и экстраполирующая в ближайшее будущее метеорология.

В первой достаточно обнаружить ещё одно кровавое пятно на стене, как меняются предполагаемые и личность преступника, и характер преступления (см. «Подрядчик из Норвуда» в рассказах о Шерлоке Холмсе). На этой непредсказуемости результата закручена вся детективная литература.

И метеорология. Жалко бывает видеть серьёзного ученого, у которого добиваются сведений о погоде в ближайшие выходные, или какой мороз будет 30 января будущего года. Как он устало повторяет журналистам, что погода зависит от многих факторов, и можно с большой вероятностью прогнозировать, какая погода будет завтра или послезавтра, но не больше. А на зиму дать только общий прогноз. Как в сравнении с этими тружениками науки самоуверенно выглядят учёные, рассуждающие о том, что было миллионы и миллиарды лет назад!

Так что спорить с Библией у науки нет права. Да серьёзные учёные и не спорят. Истина в науке добывается крохами и стоит больших усилий, а надёжность научных истин часто оказывается слишком непрочной. Г. Селезнёву стоило бы это понять и прочувствовать, тогда бы он занялся не обличением геологических и исторических сведений Библии, а сличением её различных текстов и переводов с целью наиболее точной передачи её первоначального текста. При этом необходимо сверяться со святыми Отцами и с богословами, занимающимися догматикой и другими богословскими науками.

[1] Когда Энгельс познакомился с учением Дарвина, он воскликнул: «Какая радость! Теперь мы можем обойтись без гипотезы Бога.»

[2]  Прямой линией в любом пространстве – и на любой поверхности! – называется линия, любой (подчёркиваю – любой!) отрезок которой есть кратчайший путь между концами этого отрезка. Для тех, кто не забыл школьную геометрию, скажу, что такой «прямой» линией на сфере будет окружность большого круга, т.е., круга, центр которого совпадает с центром шара.

[3] См. Благ. Ог. №2 1998г, стр.67: «Например, проф. В.С. Троицкий (кстати, сторонник  эволюционизма) считает (6), что такие космологические наблюдения, как прогрессирующее красное смещение в спектре звёзд и микроволновая фоновая радиация, привлекаемые обычно в качестве свидетельства «большого взрыва», в действительности понимаются лучше, если их рассматривать как следствие уменьшения со временем скорости света». 6.Троицкий В.С. Физические константы и эволюция Вселенной.//Астрофизика и космическая наука. 1987г  Т139,стр.389-411.

[4] http://forum.ixbt.com/post.cgi?id=print:15:34938, участник под ником RedAndr Ufa HZTeam

Журнал Московской Патриархии продолжает удивлять своих верующих читателей. В февральском за 2014 год  номере содержатся утверждения, которые были дежурными темами антирелигиозной пропаганды. Я имею в виду статью г-на Селезнева: «Исследуйте Писания». (ЖМП, февраль 2014г.,с.70-76). Справедливо утверждая, что Библия не является учебником естествознания или истории, он делает неверный вывод: «Богодухновенность никоим образом не подразумевает безошибочности Библии в исторических, геологических и других вопросах» (стр. 74. Правда, это высказывание принадлежит не ему, а греческому автору, но г-н Селезнев говорит, что: «с этого момента можно начинать отсчет становления библейской науки в греческой церкви» — стр. 75). В качестве примера «ошибочности» библейского текста приводится рассказ Библии о всемирном потопе (Быт.гл 6-8). Этот рассказ возбуждает в сознании г-на Селезнева «массу вопросов без ответа»(стр 71).

Вопросы таковы:

1.    Как могли все сухопутные животные Земли… уместиться в Ковчеге?

2.    Как получилось, что все звери вышли из Ковчега на горе Арарат, причем несколько тысяч лет тому назад, а живут – каждый вид в своем ареале?

3.    Откуда взялось такое количество воды, чтобы затопить Джомолунгму, и куда потом вся эта вода девалась?

4.    Как растительный покров Земли мог уцелеть в течение года под слоем воды – ведь растения-то не брали в Ковчег? ( Как не брали? Чем же тогда питались в Ковчеге? – П.В.П.)

5.    И почему, самое главное, современная геология не находит ни малейших следов такого глобального катаклизма?

( Вскользь заданы ещё два вопроса – о сопоставлении современной космогонии с первой главой Бытия и о совместимости библейских повествований с археологией Палестины. Эти два вопроса заслуживают отдельного обсуждения)

Мы твердо верим, что сказания Библии о потопе не поэтический вымысел, не иносказание, а точное и беспристрастное изложение реальных фактов. Хочется спросить г-на Селезнева – верит ли он продлению дня по молитве Иисуса Навина(см. Нав. 10, 12-14) или воскрешению Лазаря( Ин 11,14-44). И вообще – верующий ли он?

Ответы на вопрошания г-на Селезнева на поверхности. Но всё же надежнее сказать, что мы не знаем точных ответов на них. Это потому, что при ответах мы поневоле прибегаем к экстраполяции, т.е. перенесению тех данных, которыми мы обладаем «здесь и сейчас» в другое – достаточно отдаленное! – время. Делаем мы это в убеждении, что «всё остаётся так же»( 2 Петр. 3,3). На этом же ненадежном фундаменте основаны все научные предположения о том, что было тысячу, миллион, миллиард лет тому назад.

Теперь ответы на вопросы. Начнем с пятого – « нигде нет следов потопа». А что же тогда осадочные породы? Они образовались под толщей воды со взвешенными в ней твердыми частицами, которые и выпадали в осадок слоями. Что это, как не повсеместные следы потопа. И образование каменного угля и слоев известняка естественнее всего объясняется именно фактом всемирного потопа.

Четвертый вопрос – о растительности после потопа. Легче всего объяснить её присутствием семян в Ковчеге. Но ведь растительность появилась на земле прежде выхода людей из Ковчега. «Голубь возвратился… и вот свежий масличный лист во рту у него» (Быт. 8, 11). Видимо, растительный мусор плавал на поверхности воды, и когда вода ушла, лег на землю и пророс.

Третий вопрос – откуда взялась и куда потом делась вода. Апостол Петр утверждает: «В начале словом Божиим небеса и земля составлены из воды и водою; потому тогдашний мир погиб, быв потоплен водою» (2Петр. 3, 5-6). То есть, по его слову «тогдашний мир» резко отличался от нынешнего. (Ему необходимо верить, т.к. нелепая с точки зрения науки его теория конца Мира – «земля и все дела на ней сгорят» (2Петр 3, 10) на наших глазах – в XX веке – получила блестящее научное подтверждение открытием атомной энергии – земля действительно горючий материал). Так что гадать, откуда взялась вода и куда делась – занятие лишенное смысла. Впрочем, на тему — куда делась? – можно и поговорить. Вполне возможно под давлением толщи воды изменение высот и глубин земной поверхности, так что океаны стали более ёмкими. Могла вода быть связана и горными породами. Могли создаться возможности удаления земных испарений в космическое пространство. Да мало ли куда ещё могла деться вода.

Второй вопрос – о расселении животных с горы Арарат. Кто знаком с тем, как быстро растут числа в геометрической прогрессии – а именно по её законам размножаются животные – для того трудность этого вопроса не существует. Животные расселились, находя для себя подходящие климатические условия, достаточную кормовую базу и защиту от истребления хищниками. Это и обусловило разнообразие содружеств животных и растений в разных районах мира.

И наконец, первый вопрос – как уместились все виды животных в ковчеге. Ответ на этот вопрос мне подсказал другой совопросник. Его смутила мысль – как от трех сыновей Ноя – людей одной расы – могли произойти «китаец и малаец, индус и зулус». Я в ответ спросил – а какой расы были Сим, Хам и Иафет. Ответ: конечно, белые. Тогда я спросил – а какой расы человек, у которого ряд прадедов состоит из китайца, малайца, индуса и зулуса, а ряд прабабушек: англичанка, индианка, кореянка и армянка? А ведь в принципе такое возможно. То есть, в генах Ноя и его сыновей были свойства и белого, и негра,  и краснокожего, и китайца. Это уже потом произошло расщепление свойств.

То же можно сказать и о животных. Допотопные животные генетически были гораздо богаче своих потомков. Достаточно было взять пару животных кошачьей породы, чтобы от них произошли и бенгальские тигры, и снежные барсы, и тростниковые коты с их многочисленным одомашненным потомством.

Так ли было или иначе – неважно. Главное – этими пустячными вопросами человек хочет оправдать свое недоверие фактам, изложенным в Библии. Такого человека на пушечный выстрел нельзя допускать к переводам Библии. Точнее – если хочет, пусть переводит – но не от имени Православной Церкви.

Еще раз призываю редакцию ЖМП к строго православному содержанию его публикаций.

Прот. Владимир Правдолюбов.

Пасха 2014.